здесь

В.Башмаков "За синь-хребтом, в медвежьем царствеили Приключения Петьки Луковкина в уссурийской тайге"Владивосток 1972
   илл.Н.Горбунова
   тираж 30 000 экз.

Еще одна книга регионального автора, практически неизвестная за пределами Дальнего Востока. Это переиздание, впервые повесть была опубликована в 1966 году. Не могу сказать, что она поразила меня выдающимися художественными достоинствами - так, добротная пионерская повесть о шестидесятых и из шестидесятых, рассказывающая о том, что каникулы проходят интереснее, когда они заполнены полезными делами, а дружба помогает нам делать настоящие чудеса. Пожалуй, примечательна она тем, что герои ее - совершенно заурядные дети, обычные 11-12-летние ребята, не выделяющиеся ни особыми талантами ни вопиющими недостатками. Это и интересно - говорю без всякой иронии: умные, правильные, талантливые мальчики-девочки и малолетняя шпана на страницах детских книг водятся в изобилии, а рядовой ребенок вниманием не избалован.




Завязка повести тоже достаточно обыкновенная: городскому пятикласснику Петьке Луковкину пришлось срочно отправиться на лето в совхозный лагерь - его мама попала в больницу, а папа в разгар каникул других вариантов пристроить сына найти не смог. Петька мальчишка довольно покладистый и рассудительный и потому без восторгов, но послушно отправляется в незнакомую таежную деревушку. В лагере ему могло бы быть совсем неплохо, но отношения с неопытной и оттого придирчивой вожатой не заладились с самого начала. И Петька вместе со своим новым деревенским знакомцем Колей решает бежать.








 




У Коли причина для побега посерьезней: свою досаду на неудачный брак мать срывает на сыновьях. Коля, уставший от колотушек и попреков, собирается уйти жить к бабушке на дальнюю пасеку.




Наскоро запасясь провиантом, беглецы отправляются в путешествие по тайге. Увы, к походной жизни мальчишки оказались не готовы - в первые же сутки наголодались, замерзли, перепугались и, в довершение всего, сбились с дороги. И если бы не встреча с "лесным человеком"Ляном, неизвестно, чем бы все закончилось.








Маленькому удэге Ляну безоговорочно принадлежат авторские симпатии. Спокойный, сдержаный, умелый и надежный Лян вызывает уважение у сверстников и у взрослых. Лян не стесняется учиться у девчонок варить борщ и доить коров, а собственными умениями никогда не хвастает зря. Интересно, что Башмаков делает Ляна родичем первого писателя-удэге, Джанси Кимонко:
"Там, где бежит Сукпай" - вот какая книжка. Написал Джанси Кимонко. Мой родич.
- А какой родич? Дядя, брат, дедушка?
- Нет. Человек одного рода.
- Почему - рода?
- Потому. Каждая фамилия удэге значит род. Канчуга - род. Кялундзига - род. Кэмэнка - тоже. Джанси да я - Кэмэнка.
- Ишь как! Но Джанси же не Кэмэнка, а Кимонко. Ты сам сказал.
- Нет.Так написали книжке русские. Правильно надо - Кэмэнка ."

В повести много таких "краеведческих подробностей": о бондарном ремесле и устройстве пасеки, о пользе женьшеня, элеутерококка и актинидии, о медвежьих повадках, ловле рыбы, грибе-боровике, кедровых орехах и хитростях сплава по таежной реке.



 


В конце концов Петька и Коля все-таки добираются до пасеки. Но и тут им скучать не приходится. Прежде всего потому, что деревенский быт требует постоянных трудов. И это еще одна характерная особенность повести: все герои в ней много работают, без обид и стенаний, понимая и принимая свои обязанности . В сущности на ребятах держится домашнее хозяйство. Даже четырехлетний Андрюшка делает то, что ему по силам. Конечно, не все им в радость, в чем-то они ленятся, в чем-то хитрят, порой озорничают - в общем, обычные дела.














А потом ребятам находится большое дело: нужно подготовить заброшенную заимку к приезду старшеклассников, которые будут строить там школьную ферму. Но это полдела: нужно еще каким-то образом обеспечить юных строителей едой. У совхоза на это лишних денег нет, в деревне тоже живут небогато, каждый рубль рассчитан наперед. Петька, Коля, Лян, шкодливый Митька, Людка-Простокваша и толстая Нюрка своими силами обеспечивают месячный запас продуктов для "великой стройки" - никаких чудес, только трудолюбие и предприимчивость. А после еще и работают на стройке до изнеможения, так что заносчивым старшеклассникам приходится пересмотреть свое отношение к "карапузикам".





 







Конечно, в повести присутствует откровенный воспитательный подтекст, и борьба хорошего с лучшим, и определенная идеализация. Но так тогда писали и, возможно, так жили. Во всяком случае, мечтали так жить - дружно, щедро, по-братски.

В.Лебедев "Кто сильней" 3-е издание.
Ленинград, ОГИЗ Лендетгиз 1934 г.
Художник В.Лебедев.
Обычный формат, обложка.
Тираж 50325 экз.

Вслед за  книгой иркутского писателя Юрия Самсонова с рисунками Раисы Бардиной, которую показал нам недавно baxmyp_ka, хочу представить другую работу художницы.



Это еще одно региональное издание - книга выпущена Восточно-Сибирским книжным издательством. И мне кажется, оно спорит с представлением о том, что провинциальные издания всегда слабее центральных из-за отсутствия хорошей полиграфической базы.
Посмотрите, каков макет книги, как продуман каждый разворот, как сочетается нежная акварельность с выразительностью линий, с мелкими забавными рисунками с детьми.

























И несколько слов об авторе.
Иван Иванович Молчанов-Сибирский (1903-1958) много лет возглавлял иркутскую писательскую организацию, написал около двадцати книг для детей.
Но интереснее всего такой факт: "В 1933 году Иван Молчанов-Сибирский ведет литературный кружок в иркутской школе-интернате № 6. Там он знакомит детей с русской и советской литературой, преподает им азы журналистики и публицистики, и школьники пишут первую в советской России коллективную книгу о времени и о себе – «База курносых». Она прогремела на всю страну, и руководство Иркутска наградило ребят поездкой в Москву. Наставник тоже получил в это же время приглашение на первый съезд советских писателей, и в Москву поехали вместе. Ребята вместе с Иваном Ивановичем побывали в гостях у Горького в Горках, где он пожелал им творческих удач. Вернувшись, дети решили писать книгу о том, как ездили в столицу и как гостили у главного писателя страны".
Здесьможно прочитать подробную биографию писателя.
А тутинтервью с его дочерью.

С удовольствием представляю вам одну из двух известных мне детских книжек, посвященных теме детских железных дорог! "Малая Южная" - так называют детскую дорогу в городе Харькове. Данная книга издана на родном языке поэтессы и проиллюстрирована талантливым украинским графиком Александром Довгалем.
Думаю, не помешает для начала небольшой экскурс в историю. Первая в мире детская железная дорога была открыта 24 июля 1935 года в Тифлисе (Тбилиси). За шесть предвоенных лет в Советском Союзе появилось не менее 20 подобных учреждений. Многие из них затем попали в зону немецкой оккупации и были разрушены. Приостановили свою деятельность и почти все дороги в тылу. После 1945 года часть детских железных дорог была восстановлена, появилось немало новых. Следующие две волны строительства детских железных дорог приходятся на середину 1950-х годов и 1970-е годы, после чего вновь наступило некоторое затишье. Ко времени распада СССР количество действующих «малых» железных дорог достигло 52.
В 1936 году лаборатория железнодорожного моделизма при Харьковском Дворце пионеров приступила к разработке проекта собственной детской дороги. И 8 ноября 1940 года был построен первый 500-метровый участок пути с единственной станцией Парк. Однако торжественное открытие Малой Южной состоялось лишь 30 апреля 1941 года. А вскоре началась Великая Отечественная война. Из-за реальной угрозы захвата Харькова фашистскими войсками дорога закрылась, проработав всего несколько месяцев. Лишь после своего полного восстановления 8 ноября 1945 года Малая Южная вновь стала в строй. Здесь и по сей день множество юных харьковчан осваивают взрослые профессии.

Художник А.Баженов,10 страниц,мягкий переплет,энциклопедический формат,тираж 300000 экземпляров

В.Хинкис "Жизнь и смерть Роджера Бэкона", рисунки И.Кускова. "Детская литература" Москва. 1971. Формат 60х90 1/16.Тираж 50 000.



В разговоре о рисунках И.Кускова к "Айвенго" вспомнилась книга, с удовольствием читанная в детстве,  но малоизвестная. К моему удивлению она была переиздана в 2007-м, но уже с иллстрациями Коноплянского, кардинально отличающимися от тех, что показаны здесь.

В.Бианки "Аришка-трусишка".
Москва, Детгиз 1955 г.
Художник Т.Еремина.
Обложка, обычный формат.
Тираж 1000000 экз.

..."Говорят, о счастливый царь, будто был в одном городе из городов Китая портной, живший в бедности, и был у него сын по имени Ала ад-Дин..."

( иллюстратор неизвестен, издатель Pictorial Color Book Company, год 1885)

..англо-американские иллюстраторы внимательно читали сказку: и маленький Ала ад-Дин в XIX и начале ХХ века - как и полагается по тексту - китайчонок.

А почему в арабских сказках сын бедного портного Мустафы стал китайчонком?
Говорят, что виноват во всем Антуан Галлан- востоковед и любитель арабской литературы, который в 1704 году перевел и опубликовал сказки, которые мы сейчас знаем как сказки «Тысячи и одной ночи».
В начале ХХ века литературоведы начав детальный анализ сказок, обвинили Галлана в том, что чуть ли не половину сказок он выдумал, и в подлинных арабских рукописных изданиях нет ни Аладдина, Синдбада-морехода, ни Али-Бабы, а и сказок Шахерезада рассказала Шахрияру всего 282, а не 1001.
Все остальные - выдумка самого Галлана.
Впрочем -так это или нет - решать литературоведам, а вам предлагаю насладиться иллюстрациями, где Аладдин- в полном согласии с текстом - сын бедного китайского портного:

(под катом еще несколько обложек и иллюстраций)




(иллюстратор J. B. Geyser, год 1881)




(иллюстратор неизвестен, издатель McLoughlin Bros., год 1889)






(иллюстратор неизвестен, конец XIX века)




(иллюстратор неизвестен, 1864 год)




(иллюстратор неизвестен, издатель Pictorial Color Book Company, год 1885)




(иллюстратор Felix Octavius Carr Darley, 1847 год)




(иллюстратор Walter Crane, 1875 год)

Иллюстратор Mirko Hanák, 1971.

Вся книга здесь

Книгу Татьяны Тэсс "Американки" купила вчера из-за иллюстраций В.Горяева. И вдруг открываю одну из глав и погружаюсь в нее целиком. Не могу не поделиться с вами - чудесная экскурсия по дому Марка Твена в Хартфорде. С забавной историей, как писатель отреагировал на вторжение вора. И другими подробностями из биографии Твена, написанной его тринадцатилетней дочерью.



"Так вот он каков, этот дом!
Тихий, со старомодными островерхими башенками на крыше, овеянный задумчивым, грустным уютом...
План постройки дома на Фармингтон-авеню Марк Твен заказал нью-йоркскому архитектору, но многие его детали, многие особенности придумал сам. Чтобы осуществить постройку, требовались деньги, а их-то как раз не хватало. По счастью, в ту пору издательская компания в Хартфорде напечатала книгу Твена «Простаки за границей». Доход от нее позволил писателю построить дом таким, каким он хотел его видеть.
А хотелось ему не только удобно жить и удобно работать в этом доме. Как у каждого человека, были у Марка Твена мечты его детства, маленькие, поэтические страсти, давние желания, смутные, как воспоминания...



Знаменитый писатель Марк Твен служил когда-то обыкновенным речным лоцманом, и звали его Сэмюэл Клеменс. И, конечно, это любовь лоцмана Клеменса к реке Миссисипи, стремление всегда видеть перед собой ее воды, всегда жить на речном судне заставила писателя сделать в южной части дома крытую веранду. Веранда по своей форме напоминала старый пароход на реке Миссисипи с его палубами и рубкой рулевого. На этой веранде-палубе Твен часто сидел в теплые дни. Бывало, что вся семья обедала здесь за большим столом.
И, может быть, поэтическое воображение сидящего на полу перед пылающим камином мальчика, которым тоже когда-то был живший в этом доме седой человек с удивительными синими глазами мудреца и ребенка, подсказало ему идею конструкции камина, равной которой, пожалуй, нет нигде. Прямо над очагом помещается широкое, большое окно.


Оно вставлено таким образом, что сидящий у камина человек может одновременно видеть, как играет и прыгает в очаге красное пламя и как падают с неба осенние капли дождя или медленные снежинки.
Да, в этом доме все задумано и сделано так, чтобы он стал для Твена его гнездом, его кораблем, его любимым кровом.
И дом в Хартфорде стал таким — на долгое время, почти на двадцать лет.
Когда Марку Твену пошел пятидесятый год, а его дочке Сюзи — четырнадцатый, девочка решила писать биографию отца.


Это было в хартфордском доме. Начиналась биография так:
«Мы очень счастливая семья. Мы состоим из папы, мамы, Джин, Клары и меня. Писать я буду про папу, и мне нетрудно придумывать, что про него сказать, потому что он очень интересный человек».


По мнению самого Твена, Сюзи была беспристрастным и точным летописцем. Он часто приводит в одной из своих книг строчки биографии, написанной Сюзи, и можно угадать, как Твен то с удивлением задумывается над чертами собственного характера, подмеченными дочкой, то лукаво посмеивается в усы... Так, в одной из записей Сюзи говорит об отце:
«У него настоящий писательский ум, поэтому он иногда не понимает самых простых вещей».
В качестве примера девочка рассказывает историю с сигналом от воров, который был устроен в хартфордском доме. Сигнализация эта часто портилась, срабатывала неправильно, и в самое неподходящее время вдруг раздавался оглушительный трезвон. Тогда Марк Твен решил сам взяться за проверку сигнала. Он включил сигнализацию, открыл снаружи окно, «механизм тревоги» сработал исправно, и звонок начал трезвонить. Но писатель только изумлялся и сердился: почему звонок звонит, если окно открыл не вор, а он сам? «Ну как же, Юноша, — терпеливо поясняла ему жена, — раз ты открыл снаружи окно, ясно, что звонок зазвонил!» Но Твен никак не мог взять этого в толк и сердился снова, теперь уже на жену, за то, что она хочет, чтобы он поверил в такую невозможную вещь...
Но почему в этом добром, беспечном доме боялись воров? Сигналы тревоги провели по всем комнатам, а к сигнализации подключили все окна и двери в доме, от погреба до верхнего этажа. Она непрестанно требовала ремонта, и приходилось то и дело вызывать механика из Нью-Йорка. По признанию самого Твена, дорогостоящее ее существование было совершенно бесцельно.
И все-таки однажды сигнализация сослужила настоящую службу своим хозяевам. В этот единственный раз она выполнила свой долг от начала до конца. Стоит рассказать, как это произошло.
В глухую, ненастную мартовскую ночь в доме на Фармингтон-авеню раздался сигнал тревоги. Звонок заливался изо всех сил. Проснувшись, Твен пошел в ванную, где находился щиток с указанием, какую именно дверь или окно открыл грабитель. Твен выключил звонок, в доме насту пила тишина. Тогда он вернулся в спальню и опять лег в постель. Жена спросила его:
— Что это было?
— Дверь в погреб, — ответил Твен.
— Ты думаешь, туда забрался вор?
— Разумеется, — ответил Твен. — А ты думаешь кто? Директор воскресной школы?
Тогда жена спросила:
— Что ему нужно, как по-твоему?
Твен ответил, что, по его мнению, вору нужны драгоценности, но он не знает их дома и думает, что они держат драгоценности в погребе.
— Неприятное дело — разочаровывать вора, с которым я даже незнаком и который не сделал мне ничего плохого, — добавил он, — но если бы у него хватило ума навести справки, я бы ему рассказал, что мы там ничего не держим, кроме угля и овощей.
Выслушав это, жена спросила:
— Ты пойдешь туда?
— Нет, — ответил Твен. — Помочь я ему ничем не могу. Пусть выбирает сам.
— А что, если он поднимется в первый этаж?
— Ничего, — сказал Твен. — Мы об этом узнаем, как только он откроет там первую же дверь. Ведь зазвонит сигнал.
И сигнал действительно сработал: в ту же минуту по всему дому раздался душераздирающий трезвон.
— Вот он и пришел, — сказал Твен. — Я же говорил. Я хорошо знаю воров и все их повадки. Это народ методичный.
Встав с постели, он снова пошел в ванную, чтобы проверить по указателям на щитке, прав ли он. Он оказался прав: вор действительно открыл дверь в столовую. Твен выключил сигнал, звонок умолк. Тогда он вернулся в спальню и снова лег в кровать.
— Ну, а теперь, как ты думаешь, что он ищет? — спросила жена.
— Думаю, что он отобрал себе сколько нужно овощей, а теперь ему нужны кольца для салфеток и всякая мелочь для жены и детишек…
— А ты пойдешь узнать, что ему нужно?
— Нет, — ответил Твен и на этот раз. — Мне и сейчас неинтересно... Думаю, что он облюбовал фарфор и безделушки. Если он знает наш дом, так знает и то, что больше ничего интересного он в первом этаже не найдет.
— А если он поднимется сюда?
— Ну что ж. Он нас предупредит.
— А что мы тогда будем делать?
— Вылезем в окно, — спокойно ответил Твен, продолжая лежать в кровати.
Тогда миссис Клеменс, успевшая привыкнуть за долгие годы совместной жизни к удивительному характеру мужа, которого она до седых волос называла Юношей, задала все-таки тот единственный вопрос, который можно было задать в подобной ситуации. Она спросила мужа:
— Для чего же нам тогда сигнализация от воров?
И Твен ответил жене:
— Ты же видишь, до сих пор она оказалась очень полезной, и я тебе уже объяснил, в каком смысле она будет полезна, если он поднимется сюда.
Но вор не захотел подняться на второй этаж. На этом история кончилась. Звонок больше не звонил.
Когда утром Твен спустился вниз, во всех комнатах первого этажа горел свет, а новое пальто Твена и лакированные башмаки исчезли. Окно во двор было распахнуто.
Тогда Твен вылез в окно и проследил весь путь вора по склону холма между деревьями. Сделать это было легко, потому что дорога была усеяна мельхиоровыми кольцами для салфеток и другими вещами, которые вор решил выбросить, как недостаточно ценные. После этого Твен вернулся домой, чтобы доказать жене, что вора действительно постигло разочарование.
— Я подозревал это с самого начала, — добавил Твен. — Между прочим, и потому, что он не полез на второй этаж, чтобы добраться до живых людей.
...Вся эта ни с чем не сравнимая история, рассказанная самим Твеном, встала перед моими глазами, пока я бродила по хартфордскому дому. Я видела перед собой лицо хозяина дома, его седые волосы, добрые синие глаза, — видела его таким, каким его описала Сюзи.
«Он очень хороший человек и очень смешной... — писала Сюзи в биографии отца.— Он самый чудный человек, других таких я не видела и не надеюсь увидеть..,»
А вот и столовая, где собиралась за обедом вся семья Клеменс. Сюзи писала (я привожу запись девочки с сохранением ее орфографии): «У папы совсем особенная походка, нам она нравиться, она ему клицу, а многим не нравиться; он всегда ходит взад вперед по комнате, когда думает, и за обедом после каждого блюда».
Показания маленького летописца отец и на этот раз подтверждал. Кроме того, он добавил, что одна их дальняя родственница, приехавшая в Хартфорд к ним в гости, была все время не в своей тарелке, пока жила у них. Причиной этого оказалась привычка Твена вставать из-за стола и шагать по комнате в перерывах между блюдами. Бедная гостья решила, что знаменитого писателя раздражает ее присутствие в доме, и не знала, что ей делать, чтобы ему не мешать...
Воздух, которым дышали люди в этом доме, был веселым и легким, и семья, жившая здесь, была счастливой семьей. Твен обожал свою жену, и она на всю жизнь осталась для него такой же прелестной и юной, какой была, когда он увидел ее впервые.


И разве можно не вспомнить здесь, в хартфордском доме, историю женитьбы Твена?
Мистер Ленгдон, отец его будущей жены, выразил желание узнать мнение других людей о том странном Юноше, который влюбился в его дочь Ливи и хотел на ней жениться. Будучи человеком серьезным, мистер Ленгдон попросил своего предполагаемого зятя назвать ему нескольких граждан, живущих в месте, откуда Твен приехал, с тем чтобы они дали ему характеристику. Твен назвал шестерых видных жителей Сан-Франциско. Когда пришли ответные письма, мистер Ленгдон вызвал к себе претендента на руку его дочери и показал их ему. Отзывы были ужасны.
О том, что происходило дальше, рассказал сам Твен:
«Когда с чтением писем было покончено, наступила долгая пауза, заполненная торжественной печалью. Я не знал, что сказать. Мистер Лепгдон, по-видимому, тоже. Наконец он поднял свою красивую голову, устремил на меня твердый, ясный взгляд и сказал:
— Что же это за люди? Неужели у вас нет ни одного друга на свете?
Я ответил:
— Выходит, что так.
Тогда он сказал:
— Я сам буду вам другом. Женитесь. Я вас знаю лучше, чем они.
Так неожиданно и счастливо решилась моя судьба. Позже, услышав,с какой любовью и восхищением я отзываюсь о Джо Гудмене, он спросил меня, где Гудмен живет. Я ответил, что на Тихоокеанском побережье. Тогда он сказал:
— По-моему, он ваш друг. Я не ошибаюсь?
Я сказал:
— Еще бы! Лучшего друга у меня за всю жизнь не было.
— Так о чем же вы думали? — спросил он. — Почему не сослались на него?
Я ответил:
— Потому что он тоже наврал бы, только в другую сторону. Те наградили меня всеми пороками, Гудмен наградил бы меня всеми добродетелями. Вам, конечно, нужно было беспристрастное мнение. Я знал, что от Гудмена вы его не получите...»
...Так в каждой комнате приютилось какое-нибудь воспоминание. Оно оживало, едва вы входили в нее, и тени жизни Твена обступали вас легкой чередой.
Вот полный цветов уголок, примыкающий к крылу библиотеки, — маленький зимний сад, устроенный по чертежу соседки Марка Твена, Гарриэт Бичер-Стоу, автора «Хижины дяди Тома».


Дома Твена и Бичер-Стоу не были отделены даже забором. В хорошую погоду старая писательница гуляла по саду и двору Твена, как по своим собственным. Она всегда носила мягкие туфли, и ей доставляло неизъяснимое удовольствие неслышно подойти сзади к человеку, погруженному в размышления, и испустить боевой клич, от которого тот подпрыгивал на месте. Но иногда Твен вдруг слыхал, как из гостиной в его рабочую комнату доносится тихая музыка. Это Гарриэт Бичер-Стоу, неслышно придя к нему в дом, садилась за рояль и пела старинные грустные песни. «И трогательно это было необычайно...» — вспоминал Твен.
Вот «комната красного дерева», как ее называли в доме. В этой комнате останавливались многие гости Твена, в их числе писатель Брет-Гарт.
Вот ванная комната, в которой Твен брился, всегда стараясь наглухо закрыть дверь, чтобы не было слышно, как он чертыхается, ибо ему никогда не удавалось побриться, не порезавшись. В ванной он обычно надевал сорочку, фасон которой изобрел сам: его сорочки были разрезаны сзади и сзади же застегивались на пуговицы. А если иногда пуговицы не хватало... Как это написала Сюзи о своем отце? «Характер у него вспыльчивый, но в нашей семье все такие...» Едва Твен обнаруживал, что не может застегнуть сорочку, как эта черта его характера давала себя знать немедленно. Распахнув в ванной окно, он выбрасывал в него сорочку, и она падала на кусты, где ею, как вспоминал сам Твен, при желании могли любоваться те, кто шел в церковь...
«Комната красного дерева»… Уютная «комната красного дерева». Грозная и трагическая «комната красного дерева».
В этой комнате умерла Сюзи.
Ей было двадцать четыре года, когда она умерла от менингита, — Сюзи, которую Твен называл «нашей гордостью, нашим сокровищем»...
Когда Сюзи заболела, отца и матери не было в Хартфорде. Они только что закончили кругосветное путешествие, прибыли в Англию и ждали приезда Сюзи. Там они получили извещение о том, что дочь заболела.
Хотя только сообщалось, что Сюзи нездорова и никакой опасности нет, родители сразу встревожились, и мать решила возвращаться первым же пароходом в Америку. Твен остался в Англии, чтобы подыскать дом, в котором они смогли бы на время поселиться всей семьей, когда Сюзи выздоровеет. На половине пути через океан, в одном из портов близкие семье Клеменс люди встретили пароход, чтобы сообщить матери страшную весть. Они вызвали не мать, а Клару, вторую дочь Твена. Когда Клара вернулась в каюту, она ничего не сказала матери. Но мать, взглянув на нее, сказала сама:
— Сюзи умерла.
Так дом в Хартфорде, который был домом счастья, стал домом горя и отчаяния.
Смерть Сюзи потрясла Твена, он так и не смог оправиться после этой утраты. Он уехал из Хартфорда вместе с семьей, ездил из города в город, жил подолгу за границей... Он не был в силах снова вернуться в Хартфорд, где все напоминало ему Сюзи. И Твен решил продать хартфордский дом.
Он навсегда расстался с верандой, похожей на палубу старого парохода на реке Миссисипи, с камином, где искры живого пламени встречали мертвый холод снежинок, со стенами, где жили и его счастье, и его беда. В ту пору он уже был старым человеком. Впереди его ждала другая утрата, еще более жестокая. Умерла Ливи, его жена, та, без которой он не мыслил своей жизни.
Она умерла, когда они были в Италии, и гроб с ее телом погрузили в трюм парохода. Того парохода, в каюте которого был Твен.
Я не знаю строк более печальных и пронзающих душу, чем те, что записал он в свой дневник:
«За эти тридцать четыре года мы много ездили с тобой по свету, дорогая Ливи. И вот — наше последнее путешествие. Ты там, внизу, одинокая, а я наверху, с людьми, одинокий».

... Дом в Хартфорде, дом счастья... Ах, как печален, как бесконечно печален был сейчас этот дом, полный теней и воспоминаний! Все молчало, все остановилось в комнатах, откуда много лет назад навеки ушел умный и добрый Насмешник, знающий о людях и мире многое, чего не знали другие.
Опустевший, мертвый дом... Живой в нем осталась только вода, что звенела и щебетала в маленьком зимнем саду. Струя тонкого, как стебелек, фонтана играла под солнцем, повторяя все ту же нехитрую песенку.
Но нет, это неправда, что дом мертв!
Как может быть мертвым дом, где живет столько наших друзей, столько людей, милых нашему сердцу?
Вот они смотрят на нас, выглядывая из книжных переплетов, дорогие наши мальчишки...
Здравствуй, Том Сойер, здравствуй, Гекльберри Финн, здравствуйте все! Знаете ли вы, как любят вас мальчики и девочки, живущие за много тысяч километров от Хартфорда в далекой Советской стране? Знаете ли вы, сколько взрослых людей, сохранивших счастливую способность до седых волос оставаться в чем-то мальчишками и девчонками, зовут вас, ищут вас, и вы спускаетесь с книжных полок, чтобы провести с ними вечерок и рассказать в десятый раз о своих проделках?
Вы родились в этом доме, Том и Гек. Здесь были написаны книги о вас.
Может быть, создавший вас писатель сам посмеивался в усы, когда на его глазах вы дрались и проказничали, выдумывали и влюблялись, удирали из дома и обманывали добрую тетю Полли. Родившись по воле пера писателя, его герои подчас начинают вытворять бог знает что, а он только поглядывает на них с удивлением и любовью, чувствуя, что они уже живут сами по себе...
Десятки написанных Марком Твеном книг, в разных изданиях, с разными обложками, разными рисунками, стоят здесь на полках.


Каждая из этих книг, точно волшебный дом, полна живых, непохожих друг на друга людей, их смеха и слез, дыхания их удивительной жизни.
Нет, этот дом не может быть мертв. Ибо герои книг Марка Твена не умрут никогда.
… Когда мы собрались уходить из дома на Фармингтон-авеню, ко мне подошла миловидная девушка с фотоаппаратом, висящим на груди. Она назвалась репортером местной газеты.
Быстро и ловко сделав несколько снимков, она вытащила из кармана блокнот.
— Вы читали когда-нибудь книги Марка Твена? — спросила она деловито, держа наготове шариковый карандаш.
Что, по-вашему, я могла ей ответить?"

Оригинал взят у lala2105в Азбука в русском искусстве первой половины ХХ века

Специально для llamansh, который представил в сообществе книгу о Харьковской детской железной дороге, покажу еще одно издание на эту тему, о Малой Южно-Уральской дороге. И напомню, что благодаря petite_louveсамым первым  мы видели "Голубой экспресс" Н.Костаревао Ростовской детской железной дороге.
Книжка челябинского поэта Лидии Преображенской (1908-1990) совсем скромная, черно-белая. Вдруг подумалось: может быть, существовал госзаказ, и в каждом регионе, где открывались новые дороги, им посвящались стихи и книги? И кто-нибудь их помнит?


Преображенская, Л. Наша дорога. - Челябинское книжное издательство, 1954. - 24 с.

Тираж всего 30 000 экземпляров.
Художник не указан, в выходных данных упомянуто, что "художественное оформление С.С.Алюхина". Но решусь высказать догадку, что иллюстрации могла нарисовать сама Л.Преображенская, поскольку в детстве училась в художественной школе, а позже оформляла собственные первые книжки.
Подробнее о Лидии Преображенской.
В статье о ней есть такие строки: "После смерти писательницы ее книги не переиздавались и, к сожалению, почти не сохранились: они печатались на плохой бумаге в тонких переплетах. Нужно учитывать еще, что их активно читали".

Наши хорошие и давние друзья любезно согласились выложить для музея вот эту редкую азбуку  в продолжение темы!!

И спрашивают - нет ли у нас посмотреть Сказочной азбуки Мавриной :)
.... - а я и не помню может и есть... или если нет - может кто и выложил бы, или скажет где она есть в сети? ...
Заранее кланяюсь!

Оригинал взят у katia_lexxв Азбука 1869 года в иллюстрациях Hoffmann Stuttgart.

Две фотографии из: http://forum.karapuz.kz/index.php?showtopic=5830

.. в аленьких цветочках и других сказках о Красавице и Чудовище собственно героиня- красавица персонаж неинтересный.
Красавица - это само по себе хорошо, но скуууучно, а разнообразия нет даже в рамках выбора краски для волос: она обязана быть блондинкой, просто потому, что брюнетки - это противные мачехи и высокомерные сестры, а рыжие - это всяческие ведьмочки и прочая веселая нечисть.

А вот чудовище- уже интересно.
И здесь иллюстраторам - раздолье.


Gordon Browne's series of old fairy tales, 1880 год


Чудовище- это прежде всего Зверь.
Поэтому много вариантов собственно бестиальных- медведи, вепри, львы и остальные обезьяны



Haslewood, Constance, 1890 год


H.J. Ford, 1893



W.B. Conkey Company, 1897 год



Gall & Inglis, 1880 год



Иллюстрации к поэме Charles Lamb «Красавица и чудовище», 1881




Walter Crane, 1870


Warwick Goble, 1913

Хотя встречаются среди бестообразных встречаются и вполне себе чудные и чудесные чудовища



Gordon Browne's series of old fairy tales, 1880


Arthur Rackham, 1915


Н.Богатов 1870


Edmund Dulac, 1910


Gustaf Tenggren, 1942


Anne Anderson,1935


Чем ближе к нашему времени - тем чудовища кинконгообразнее, непонятнее и отвратительнее.
Что скорее свидетельствует не о чудовище, а о том, что понятие чудовищного у нас стало более растяжимым и нас уже пугать нужно основательнее


Диодоров, 70-е



Angela Barrett, 2010


Е. Штанко, 1984


Ольги Сенченко, 1975


И. Файрушин, 1992


Мэтт Махурин, 2009


Hilary Knight, 1990


Н. Куприянов, 2001

Хотя есть и здесь вполне обычные животные


А. Якобсон, 60-е


Janet and Anne Grahame-Johnstone, 1967


корейский варинант в стиле Манхва, 2011

Ну, или почти обычные


Cory Godbey, 2009


Julie Ricossé, 2007

И прошлогодний: новый и очень трогательный зверь работы молодой и талантливой Галины Зинько


Г. Зинько, 2013

Г.Скребицкий "Медведь".
Москва, Издание Московского зоопарка, 1946 г.
Художник Г. Никольский.
Альбомный, немного меньше обычного формат, обложка.
Тираж 50000 экз.