Накануне 27 января хочу рассказать о повести Ольги Матюшиной «Жизнь побеждает» и ее героях – ребятах из ленинградского дома для детей-инвалидов. Вот такое издание попало в руки – 1953 года, автор пишет о только что пережитом в годы войны и сразу после нее.
![]()
Прочла повесть и сразу захотелось больше узнать о ее истории. Первую информацию дала виртуальная выставкаРоссийской национальной библиотеки. Как и предполагала, у книги реальная основа. Оказывается, в отделе рукописей РНБ хранятся материалы, которые Ольга Матюшина использовала в работе: дневник пионервожатой, бумаги врача Д.В. Бобровского и толстая пачка писем от детей, откликнувшихся на просьбу рассказать о своей жизни. А потом удалось найти в сети сборник воспоминаний ребят из того самого детского дома! Он вышел тиражом всего в 30 экземпляров, но благодаря Интернету вполне доступен.
Несколько ребят вспоминают, что писательница бывала в детском доме, встречалась с детьми, обещала написать о них книгу. Свое обещание сдержала быстро, повесть впервые увидела свет в 1950 году. Хотя работать над рукописью ей было очень трудно: в самом начале войны Ольга Матюшина потеряла зрение и писала вслепую, как когда-то Николай Островский.
Теперь у нас есть возможность установить прототипов нескольких персонажей, узнать о них чуть больше. Но давайте расскажу по порядку.
Наверно, именно дневник пионервожатой послужил основой для сюжета (жаль, его страниц нет на выставке). Главная героиня Надя Платонова – совсем юная девушка – лишилась во время войны родителей, но полна решимости учиться и работать. После Победы она приезжает в Ленинград и получает назначение в детский дом, знакомится с воспитателями и старым доктором, узнает историю Дома.
В книге не упоминается адрес, но теперь он известен – улица Глинская, 3/4. В первую военную осень и зиму сюда привозили ребят из пригородных детских домов, из Петергофа и Павловска.
Это самые тревожные страницы повести.
![]()
![]()
![]()
![]()
![]()
![]()
В реальности все было несколько иначе. Быстрее других до Ленинграда смогли добраться только несколько групп ребят.
Из воспоминаний Надежды Сабининой: «Одну из групп из 9 человек возглавила я, по дороге на Ораниенбаум видели на шоссе разбитые полевые кухни, трупы лошадей, над головой постоянно свистели пули, но никто из ребят группы не был ранен. Догнали Колю Брынцева, он свои протезы и костыли положил в детскую коляску и толкал ее перед собою, передвигаясь при помощи рук. Витя Михеев, посланный нами ранее, принес продовольственные карточки. Эту миссию он выполнил с трудом: по дороге стер культи ног до крови протезами и не мог идти дальше <…>
Из Ораниенбаума на теплоходе «Вторая Пятилетка» нас отправили в Ленинград. Трюмы и палуба парохода были заполнены ранеными. Я сижу на чемодане и смотрю, как немцы расстреливают наше судно: недолет, перелет, наверное, хорошо видят нас в бинокль. Нет, я не утону, сегодня 28 сентября у меня день рождения…»
Остальные дети зимовали в Больших Ижорах и оказались в городе весной. Летом их эвакуировали из Ленинграда.
Так кто же из взрослых на самом деле был рядом с детьми в те тяжелые дни?
В июне 1943 года в «Пионерской правде» появилась заметка «Они спасли нам жизнь»:
«Мы, ребята Ленинградского детского дома инвалидов, хотим рассказать о своих воспитателях. Наш старший воспитатель Козлов Алексей Емельянович, его жена, воспитательница Козлова Анна Ивановна и воспитательница Петровская Нина Степановна не жалели своей жизни для нас. Они ходили копать для нас картофель за 8 километров под обстрелом, под бомбежкой, ходили за хлебом, а ночью дежурили около нас, делали перевязки и успокаивали.
Когда стали вывозить из Петергофа, потому что приближались немцы, они нас несли на руках 2 километра под свист мин. Прикрывая нас, ребят, своим телом. Пусть знают наши родители, пусть знают все, что жизнью мы обязаны этим людям. Горячее им спасибо!» Воспитанники детского дома инвалидов (Горьковская область, д. Большая Елоховка)
В сборнике воспоминаний многие тепло пишут о воспитателе Алексее Емельяновиче Козлове. Это его поздняя фотография.
![]()
Скорее всего именно он – прототип Ивана Ивановича.
В 1943 году Алексей Емельянович ушел на фронт, воевал, затем вернулся в детский дом (тот не пустовал и в годы войны, стал быстро наполняться новыми воспитанниками). И как нужен был ребятам, особенно мальчишкам, сильный мужчина рядом! В воспоминаниях несколько раз повторяется, как он буквально спасал им жизнь, особенно на летнем отдыхе, в Вырице.
Даниил Юрченко: «В один из июльских дней я с ребятами убежал с «тихого» часа на речку, на мели мы нежились на солнышке, и тут, на наши беду, с острова реки в нашем направлении двинулся табун лошадей, ребята прыгали кто куда. Я не умел плавать и неудачно попал на глубокое место, течением понесло к мосту, я хватался за подводную траву, пытаясь удержаться на плаву, но это мне мало помогало, мост приближался, а там течение реки еще сильнее, в какой-то момент казалось, что спасения нет. И тут кто-то схватил меня за руку и выбросил на берег. Моим спасителем оказался Козлов Алексей Емельянович, который в этот день был выходной и отдыхал на речке. О том, что со мной случилось, он никому не сказал. После этого случая я научился плавать и не убегал в «тихий» час на реку».
А вот зимнее происшествие, о нем пишет Геннадий Цинкевич: «Однажды произошло ЧП. У тети Пани Анисимовой сын, катаясь на пруду по тонкому льду, провалился. Сбежалось много народу, все давали много советов, но спас мальчика воспитатель Алексей Емельянович Козлов».
Но вернемся к книге. Вожатая обходит детский дом, знакомится с детьми.
«В детдоме инвалидов воспитанники получали общее и профессиональное образование. Дети оканчивали четырехклассную школу при детдоме, а потом поступали в общую. Посещать ее могли только ходячие, но ремеслам при детдоме обучались все.
Мастерские помещались рядом со столовой. Надя торопилась узнать, как проходит день у ребят и чем они заняты.
В большой квадратной комнате, с окнами, выходящими в сад, несколько девочек шили белье, вышивали, чинили и перешивали платья.
Надя подошла к девочке лет четырнадцати. Та ловко и быстро разматывала нитки. Хорошо подобранные цвета, сложный и красивый рисунок говорили о мастерстве. Разглядывая работу, Надя незаметно наблюдала за вышивальщицей. Ей нравились спокойные, ясные, большие глаза, волевой рот, золотистые, немного вьющиеся волосы и удивительная улыбка. Она, как солнышко, освещала всё. Но с первого взгляда Надя заметила неподвижность и какую-то скованность тела. У девочки были парализованы ноги. И когда Галя (так ее звали) вместо того чтобы встать, тяжело опустилась и поползла, Надя едва не закричала. Невыносимо было смотреть на это. Девочка не заметила произведенного ею впечатления. Она взяла со стола ножницы и уже снова забралась на стул, спокойно сидела и что-то показывала своей соседке.
Первым движением пионервожатой было броситься к девочке, обнять ее, спросить, откуда у нее столько мужества, как она сумела победить свои физические страдания и быть такой солнечной? Но Надя сдержала свой порыв. Она и виду не показала, как взволнована, а спокойно заговорила с Галей о ее искусной вышивке».
У каждого из ребят есть свои близкие друзья, приятели. У Гали это Маша и Коля.
«У окна, наблюдая за тем, что делается во дворе, сидит Галя. Она дружна с мальчиками, особенно с Колей. Однажды он рассказал ей, как жил в деревне, занятой немцами. Когда Советская Армия прогнала немцев и освободила родные места, колхозники ходили по запущенным полям, всё осматривали, словно в первый раз видели свою землю. Сознание, что они могут ходить свободно и никто их не остановит, пьянило людей.
«Мы, ребята, не отставали от взрослых, — рассказывал Коля. — Мне было тогда девять лет, и всюду, всюду хотелось мне заглянуть. Как-то с двумя мальчиками мы ушли очень далеко. В поле наткнулись на кучу железного лома. Принялись разбирать его. Вдруг я вытащил какой-то непонятный предмет. Верчу его со всех сторон, а мальчишки отбежали и кричат: «Брось, Колька, еще взорвется!». Мне хотелось знать, что это такое. Сначала думал домой снести, а потом, — не знаю, как это вышло, — взял и ударил камнем по своей находке. Раздался взрыв. Первое время я даже боли не почувствовал, побежал. Потом упал, обливаясь кровью: обе руки оторвало и глаз пропал… Выходили в больнице».
Похоже, у Коли тоже реальный прототип. Вот письмо мальчика к Ольге Константиновне Матюшиной. Жаль, на скане нет фамилии и имени. И не узнать теперь, своей рукой написано или нет.
![]()
В повести Коля научился писать!
«Гале жаль мальчика. Она понимает, как трудно такому. Живой, способный и изобретательный, Коля стал молчаливым и озлобленным. У него было сильное желание поправить свою ошибку, стать самостоятельным. Безрукий, он научился делать почти всё. Трудно понять, как он может писать, и притом хорошо. Заткнет вставочку под рукав рубашки, локтем бумагу придерживает. Так и пишет. Говорит — легко! Галя пробовала сама так писать: ни одной буквы не вышло, а он пишет красиво и разборчиво. Меньше четверки по русскому языку никогда не получает.
Коля — гордый, всё старается делать хорошо. Вот и сейчас Галя видит, как он орудует лопатой — разгребает снег. Конечно, ему трудно. Зато у него ноги здоровые, и как он ловко на коньках катается! Футболист он лучший в детдоме. Воспитанники прозвали его «Чемпионом».
Лиза в повести – хорошая ученица.
«С первого взгляда трудно заметить инвалидность Лизы, так естественны и просты ее движения. Не сразу заметишь и черную перчатку на неподвижном протезе. Рука ампутирована до плеча.
![]()
Девочка не любит говорить о себе. Если кто-нибудь спрашивает, где и когда она потеряла руку, — бледные щеки Лизы вспыхивают ярким румянцем, большие глаза смотрят так печально, что задавшему вопрос делается неловко и разговор прекращается.
Лиза окончила детдомовскую школу на «отлично», и сейчас она первая ученица в восьмом классе обычной школы. Там ее любят и немного балуют, но это не портит девочку».
Но однажды Лиза рассказала свою историю подруге, и это дает нам возможность назвать ее прототипа.
«— Мне было три года, когда я потеряла руку.
— Как это?.. — начала Нина и остановилась, вспомнив, что подруга не любит говорить о своем несчастье.
Лиза лежала молча. Казалось, что она нарочно притворяется спящей. Неожиданно она заговорила:
— Я хорошо помню этот день, хотя была совсем маленькая. Жили мы за городом. Около дома — большой сад, куда меня пускали одну. Летом я целые дни проводила там. Однажды прибежал девятилетний двоюродный братишка. Он стащил у отца ружье и отправился охотиться. Увидев меня, крикнул: «Я тебя застрелю!». Я не поняла его слов, но инстинктивно подняла руку. Он спустил курок. Что было потом, — не помню. Знаю, что долго лежала в больнице. Когда привезли меня домой, мама всё плакала. А мне так неловко было с одной рукой…»
В жизни Лиза – это Елена Юзихина. Она пережила в городе всю блокаду.
![]()
Елена на самом деле была отличной ученицей, часто получала награды, в приказах по детскому дому они упоминаются: то свитер, то носки, то однотомник Пушкина.
![]()
Елена Юзихина - вторая слева в первом ряду.
![]()
Елене (как и Лизе в книге) позволили жить в детском доме до 10 класса, она окончила среднюю школу с серебряной медалью и поступила в Кораблестроительный институт, много лет «работала конструктором в конструкторском бюро по судостроению».
У Вити в повести сохраняется даже имя. Вот какой короткий портрет мальчика дает Матюшина:
«Витя стоял на полянке, залитой лунным светом. Какой он худенький, маленький! На голове шапочка с предохранительной пластинкой. В дни войны фашисты выбросили его на ходу из окна поезда. Красноармейцы подобрали малыша едва живым. В госпитале ему удалили часть черепной кости, поэтому Витя, не снимая, носит свою предохранительную шапочку».
А это фрагмент из воспоминаний Виктора Бочарова:
«В детский дом меня привезли прямо из Германии, при каких обстоятельствах я получил травму головы, сейчас не помню. Врачи госпиталя предписали мне постоянно ходить в черной шапочке, где была вставлена железная пластинка. В 1954 году в институте Нейрохирургии имени Поленова поставили на голове титановую пластину, с которой я хожу до сих пор, и которая предохраняет мою голову от ушибов и травм головного мозга.
![]()
В 1972 году по семейным обстоятельствам я уехал из Ленинграда и работал на спецобъектах Байконура, Плесецка, строительстве радиорелейных станций, объехал весь Союз от Памира до Новой Земли».
Какую большую жизнь прошел худенький, маленький мальчик Витя!
Но хочется продолжить историю Гали, которая первой привлекла внимание вожатой. У девочки появилась надежда встать на ноги, но для этого нужно сделать несколько тяжелых операций.
Пожалуй, самые трогательные страницы повести. За Галю горячо переживает ее подруга Маша, и читатель переживает вместе с ней и старым доктором.
![]()
![]()
![]()
![]()
![]()
![]()
Жаль, прототипа Гали не удалось установить…
Героев повести в издании 1953 года нарисовал молодой художник Николай Лямин.
![]()
![]()
![]()
В конце книги детский дом переезжает в загородный особняк (как выяснилось - в Коломяги). И в этом не было следования приказу об очистке городов от инвалидов. За рамками книги Ольги Матюшиной осталось то, что детский дом на Глинской со всех сторон окружала пересыльная тюрьма. Плохая обстановка для детей. Недаром лучшими главами стали те, где рассказывается о летнем отдыхе ребят (их в самом деле четыре года подряд вывозили в Вырицу).
А мне хочется заключить пост рассказом о еще одном реальном воспитаннике детского дома на Глинской – им был будущий Герой Социалистического Труда Леонид Михайлович Картаузов! (Не знаю, мелькает ли он среди других мальчишек на книжных страницах…)
![]()
В годы войны Леня помогал партизанам, был сыном полка, подорвался на мине и остался без ног. Это не помешало ему потом сбежать из детского дома под Вологдой и детского дома г.Ейска. Но в Ленинграде Леониду понравилось: «учителя и воспитатели хорошо относились к ребятам, помогали им преодолевать синдром неполноценности».
В газетном интервью за словами Героя Труда продолжает ощущаться мальчишка послевоенных лет: «Особенно запомнились мне беседы с учителем русского языка Марией Ивановной Кмидт, которая часто ругала меня за мои нарушения во дворе детского дома, спокойно объясняла, что так делать нельзя. Ее замечания пошли мне на пользу».
В 50-х годах Леонид Картаузов в числе первых уехал на целину и без ног, на протезах, научился водить трактор и комбайн, заслуженно получил свое высокое звание.
Не могу сказать, что готова рекомендовать повесть Ольге Матюшиной к чтению – в ней слишком силен идеологический налет поздней сталинской эпохи, много лозунговости, плакатности. И сюжет построен вокруг того, как в детском доме возникает пионерская организация, появляются первые комсомольцы (не против таких тем, но есть более живые повествования).
К сожалению, в Интернете в свободном доступеименно такой вариант, начала 50-х. Но знаю, что книга выходила и в середине шестидесятых годов. Интересно, насколько она была переработана?
Автобиографическая «Песнь о жизни» в издании 1970 года совсем иная, более свободная, и думаю, сильно отличается от первого издания 1946 года.
Прочла повесть и сразу захотелось больше узнать о ее истории. Первую информацию дала виртуальная выставкаРоссийской национальной библиотеки. Как и предполагала, у книги реальная основа. Оказывается, в отделе рукописей РНБ хранятся материалы, которые Ольга Матюшина использовала в работе: дневник пионервожатой, бумаги врача Д.В. Бобровского и толстая пачка писем от детей, откликнувшихся на просьбу рассказать о своей жизни. А потом удалось найти в сети сборник воспоминаний ребят из того самого детского дома! Он вышел тиражом всего в 30 экземпляров, но благодаря Интернету вполне доступен.
Несколько ребят вспоминают, что писательница бывала в детском доме, встречалась с детьми, обещала написать о них книгу. Свое обещание сдержала быстро, повесть впервые увидела свет в 1950 году. Хотя работать над рукописью ей было очень трудно: в самом начале войны Ольга Матюшина потеряла зрение и писала вслепую, как когда-то Николай Островский.
Теперь у нас есть возможность установить прототипов нескольких персонажей, узнать о них чуть больше. Но давайте расскажу по порядку.
Наверно, именно дневник пионервожатой послужил основой для сюжета (жаль, его страниц нет на выставке). Главная героиня Надя Платонова – совсем юная девушка – лишилась во время войны родителей, но полна решимости учиться и работать. После Победы она приезжает в Ленинград и получает назначение в детский дом, знакомится с воспитателями и старым доктором, узнает историю Дома.
В книге не упоминается адрес, но теперь он известен – улица Глинская, 3/4. В первую военную осень и зиму сюда привозили ребят из пригородных детских домов, из Петергофа и Павловска.
Это самые тревожные страницы повести.
В реальности все было несколько иначе. Быстрее других до Ленинграда смогли добраться только несколько групп ребят.
Из воспоминаний Надежды Сабининой: «Одну из групп из 9 человек возглавила я, по дороге на Ораниенбаум видели на шоссе разбитые полевые кухни, трупы лошадей, над головой постоянно свистели пули, но никто из ребят группы не был ранен. Догнали Колю Брынцева, он свои протезы и костыли положил в детскую коляску и толкал ее перед собою, передвигаясь при помощи рук. Витя Михеев, посланный нами ранее, принес продовольственные карточки. Эту миссию он выполнил с трудом: по дороге стер культи ног до крови протезами и не мог идти дальше <…>
Из Ораниенбаума на теплоходе «Вторая Пятилетка» нас отправили в Ленинград. Трюмы и палуба парохода были заполнены ранеными. Я сижу на чемодане и смотрю, как немцы расстреливают наше судно: недолет, перелет, наверное, хорошо видят нас в бинокль. Нет, я не утону, сегодня 28 сентября у меня день рождения…»
Остальные дети зимовали в Больших Ижорах и оказались в городе весной. Летом их эвакуировали из Ленинграда.
Так кто же из взрослых на самом деле был рядом с детьми в те тяжелые дни?
В июне 1943 года в «Пионерской правде» появилась заметка «Они спасли нам жизнь»:
«Мы, ребята Ленинградского детского дома инвалидов, хотим рассказать о своих воспитателях. Наш старший воспитатель Козлов Алексей Емельянович, его жена, воспитательница Козлова Анна Ивановна и воспитательница Петровская Нина Степановна не жалели своей жизни для нас. Они ходили копать для нас картофель за 8 километров под обстрелом, под бомбежкой, ходили за хлебом, а ночью дежурили около нас, делали перевязки и успокаивали.
Когда стали вывозить из Петергофа, потому что приближались немцы, они нас несли на руках 2 километра под свист мин. Прикрывая нас, ребят, своим телом. Пусть знают наши родители, пусть знают все, что жизнью мы обязаны этим людям. Горячее им спасибо!» Воспитанники детского дома инвалидов (Горьковская область, д. Большая Елоховка)
В сборнике воспоминаний многие тепло пишут о воспитателе Алексее Емельяновиче Козлове. Это его поздняя фотография.
Скорее всего именно он – прототип Ивана Ивановича.
В 1943 году Алексей Емельянович ушел на фронт, воевал, затем вернулся в детский дом (тот не пустовал и в годы войны, стал быстро наполняться новыми воспитанниками). И как нужен был ребятам, особенно мальчишкам, сильный мужчина рядом! В воспоминаниях несколько раз повторяется, как он буквально спасал им жизнь, особенно на летнем отдыхе, в Вырице.
Даниил Юрченко: «В один из июльских дней я с ребятами убежал с «тихого» часа на речку, на мели мы нежились на солнышке, и тут, на наши беду, с острова реки в нашем направлении двинулся табун лошадей, ребята прыгали кто куда. Я не умел плавать и неудачно попал на глубокое место, течением понесло к мосту, я хватался за подводную траву, пытаясь удержаться на плаву, но это мне мало помогало, мост приближался, а там течение реки еще сильнее, в какой-то момент казалось, что спасения нет. И тут кто-то схватил меня за руку и выбросил на берег. Моим спасителем оказался Козлов Алексей Емельянович, который в этот день был выходной и отдыхал на речке. О том, что со мной случилось, он никому не сказал. После этого случая я научился плавать и не убегал в «тихий» час на реку».
А вот зимнее происшествие, о нем пишет Геннадий Цинкевич: «Однажды произошло ЧП. У тети Пани Анисимовой сын, катаясь на пруду по тонкому льду, провалился. Сбежалось много народу, все давали много советов, но спас мальчика воспитатель Алексей Емельянович Козлов».
Но вернемся к книге. Вожатая обходит детский дом, знакомится с детьми.
«В детдоме инвалидов воспитанники получали общее и профессиональное образование. Дети оканчивали четырехклассную школу при детдоме, а потом поступали в общую. Посещать ее могли только ходячие, но ремеслам при детдоме обучались все.
Мастерские помещались рядом со столовой. Надя торопилась узнать, как проходит день у ребят и чем они заняты.
В большой квадратной комнате, с окнами, выходящими в сад, несколько девочек шили белье, вышивали, чинили и перешивали платья.
Надя подошла к девочке лет четырнадцати. Та ловко и быстро разматывала нитки. Хорошо подобранные цвета, сложный и красивый рисунок говорили о мастерстве. Разглядывая работу, Надя незаметно наблюдала за вышивальщицей. Ей нравились спокойные, ясные, большие глаза, волевой рот, золотистые, немного вьющиеся волосы и удивительная улыбка. Она, как солнышко, освещала всё. Но с первого взгляда Надя заметила неподвижность и какую-то скованность тела. У девочки были парализованы ноги. И когда Галя (так ее звали) вместо того чтобы встать, тяжело опустилась и поползла, Надя едва не закричала. Невыносимо было смотреть на это. Девочка не заметила произведенного ею впечатления. Она взяла со стола ножницы и уже снова забралась на стул, спокойно сидела и что-то показывала своей соседке.
Первым движением пионервожатой было броситься к девочке, обнять ее, спросить, откуда у нее столько мужества, как она сумела победить свои физические страдания и быть такой солнечной? Но Надя сдержала свой порыв. Она и виду не показала, как взволнована, а спокойно заговорила с Галей о ее искусной вышивке».
У каждого из ребят есть свои близкие друзья, приятели. У Гали это Маша и Коля.
«У окна, наблюдая за тем, что делается во дворе, сидит Галя. Она дружна с мальчиками, особенно с Колей. Однажды он рассказал ей, как жил в деревне, занятой немцами. Когда Советская Армия прогнала немцев и освободила родные места, колхозники ходили по запущенным полям, всё осматривали, словно в первый раз видели свою землю. Сознание, что они могут ходить свободно и никто их не остановит, пьянило людей.
«Мы, ребята, не отставали от взрослых, — рассказывал Коля. — Мне было тогда девять лет, и всюду, всюду хотелось мне заглянуть. Как-то с двумя мальчиками мы ушли очень далеко. В поле наткнулись на кучу железного лома. Принялись разбирать его. Вдруг я вытащил какой-то непонятный предмет. Верчу его со всех сторон, а мальчишки отбежали и кричат: «Брось, Колька, еще взорвется!». Мне хотелось знать, что это такое. Сначала думал домой снести, а потом, — не знаю, как это вышло, — взял и ударил камнем по своей находке. Раздался взрыв. Первое время я даже боли не почувствовал, побежал. Потом упал, обливаясь кровью: обе руки оторвало и глаз пропал… Выходили в больнице».
Похоже, у Коли тоже реальный прототип. Вот письмо мальчика к Ольге Константиновне Матюшиной. Жаль, на скане нет фамилии и имени. И не узнать теперь, своей рукой написано или нет.
В повести Коля научился писать!
«Гале жаль мальчика. Она понимает, как трудно такому. Живой, способный и изобретательный, Коля стал молчаливым и озлобленным. У него было сильное желание поправить свою ошибку, стать самостоятельным. Безрукий, он научился делать почти всё. Трудно понять, как он может писать, и притом хорошо. Заткнет вставочку под рукав рубашки, локтем бумагу придерживает. Так и пишет. Говорит — легко! Галя пробовала сама так писать: ни одной буквы не вышло, а он пишет красиво и разборчиво. Меньше четверки по русскому языку никогда не получает.
Коля — гордый, всё старается делать хорошо. Вот и сейчас Галя видит, как он орудует лопатой — разгребает снег. Конечно, ему трудно. Зато у него ноги здоровые, и как он ловко на коньках катается! Футболист он лучший в детдоме. Воспитанники прозвали его «Чемпионом».
Лиза в повести – хорошая ученица.
«С первого взгляда трудно заметить инвалидность Лизы, так естественны и просты ее движения. Не сразу заметишь и черную перчатку на неподвижном протезе. Рука ампутирована до плеча.
Девочка не любит говорить о себе. Если кто-нибудь спрашивает, где и когда она потеряла руку, — бледные щеки Лизы вспыхивают ярким румянцем, большие глаза смотрят так печально, что задавшему вопрос делается неловко и разговор прекращается.
Лиза окончила детдомовскую школу на «отлично», и сейчас она первая ученица в восьмом классе обычной школы. Там ее любят и немного балуют, но это не портит девочку».
Но однажды Лиза рассказала свою историю подруге, и это дает нам возможность назвать ее прототипа.
«— Мне было три года, когда я потеряла руку.
— Как это?.. — начала Нина и остановилась, вспомнив, что подруга не любит говорить о своем несчастье.
Лиза лежала молча. Казалось, что она нарочно притворяется спящей. Неожиданно она заговорила:
— Я хорошо помню этот день, хотя была совсем маленькая. Жили мы за городом. Около дома — большой сад, куда меня пускали одну. Летом я целые дни проводила там. Однажды прибежал девятилетний двоюродный братишка. Он стащил у отца ружье и отправился охотиться. Увидев меня, крикнул: «Я тебя застрелю!». Я не поняла его слов, но инстинктивно подняла руку. Он спустил курок. Что было потом, — не помню. Знаю, что долго лежала в больнице. Когда привезли меня домой, мама всё плакала. А мне так неловко было с одной рукой…»
В жизни Лиза – это Елена Юзихина. Она пережила в городе всю блокаду.
Елена на самом деле была отличной ученицей, часто получала награды, в приказах по детскому дому они упоминаются: то свитер, то носки, то однотомник Пушкина.
Елена Юзихина - вторая слева в первом ряду.
Елене (как и Лизе в книге) позволили жить в детском доме до 10 класса, она окончила среднюю школу с серебряной медалью и поступила в Кораблестроительный институт, много лет «работала конструктором в конструкторском бюро по судостроению».
У Вити в повести сохраняется даже имя. Вот какой короткий портрет мальчика дает Матюшина:
«Витя стоял на полянке, залитой лунным светом. Какой он худенький, маленький! На голове шапочка с предохранительной пластинкой. В дни войны фашисты выбросили его на ходу из окна поезда. Красноармейцы подобрали малыша едва живым. В госпитале ему удалили часть черепной кости, поэтому Витя, не снимая, носит свою предохранительную шапочку».
А это фрагмент из воспоминаний Виктора Бочарова:
«В детский дом меня привезли прямо из Германии, при каких обстоятельствах я получил травму головы, сейчас не помню. Врачи госпиталя предписали мне постоянно ходить в черной шапочке, где была вставлена железная пластинка. В 1954 году в институте Нейрохирургии имени Поленова поставили на голове титановую пластину, с которой я хожу до сих пор, и которая предохраняет мою голову от ушибов и травм головного мозга.
В 1972 году по семейным обстоятельствам я уехал из Ленинграда и работал на спецобъектах Байконура, Плесецка, строительстве радиорелейных станций, объехал весь Союз от Памира до Новой Земли».
Какую большую жизнь прошел худенький, маленький мальчик Витя!
Но хочется продолжить историю Гали, которая первой привлекла внимание вожатой. У девочки появилась надежда встать на ноги, но для этого нужно сделать несколько тяжелых операций.
Пожалуй, самые трогательные страницы повести. За Галю горячо переживает ее подруга Маша, и читатель переживает вместе с ней и старым доктором.
Жаль, прототипа Гали не удалось установить…
Героев повести в издании 1953 года нарисовал молодой художник Николай Лямин.
В конце книги детский дом переезжает в загородный особняк (как выяснилось - в Коломяги). И в этом не было следования приказу об очистке городов от инвалидов. За рамками книги Ольги Матюшиной осталось то, что детский дом на Глинской со всех сторон окружала пересыльная тюрьма. Плохая обстановка для детей. Недаром лучшими главами стали те, где рассказывается о летнем отдыхе ребят (их в самом деле четыре года подряд вывозили в Вырицу).
А мне хочется заключить пост рассказом о еще одном реальном воспитаннике детского дома на Глинской – им был будущий Герой Социалистического Труда Леонид Михайлович Картаузов! (Не знаю, мелькает ли он среди других мальчишек на книжных страницах…)
В годы войны Леня помогал партизанам, был сыном полка, подорвался на мине и остался без ног. Это не помешало ему потом сбежать из детского дома под Вологдой и детского дома г.Ейска. Но в Ленинграде Леониду понравилось: «учителя и воспитатели хорошо относились к ребятам, помогали им преодолевать синдром неполноценности».
В газетном интервью за словами Героя Труда продолжает ощущаться мальчишка послевоенных лет: «Особенно запомнились мне беседы с учителем русского языка Марией Ивановной Кмидт, которая часто ругала меня за мои нарушения во дворе детского дома, спокойно объясняла, что так делать нельзя. Ее замечания пошли мне на пользу».
В 50-х годах Леонид Картаузов в числе первых уехал на целину и без ног, на протезах, научился водить трактор и комбайн, заслуженно получил свое высокое звание.
Не могу сказать, что готова рекомендовать повесть Ольге Матюшиной к чтению – в ней слишком силен идеологический налет поздней сталинской эпохи, много лозунговости, плакатности. И сюжет построен вокруг того, как в детском доме возникает пионерская организация, появляются первые комсомольцы (не против таких тем, но есть более живые повествования).
К сожалению, в Интернете в свободном доступеименно такой вариант, начала 50-х. Но знаю, что книга выходила и в середине шестидесятых годов. Интересно, насколько она была переработана?
Автобиографическая «Песнь о жизни» в издании 1970 года совсем иная, более свободная, и думаю, сильно отличается от первого издания 1946 года.