Е.Данько "Деревянные актеры"Молодая гвардия, 1931 Рис.Н.Лапшина тираж 25 000
Эта книга пришла ко мне дважды. Первый раз в детстве, проглоченная залпом и вскоре почти забытая, за исключением одного эпизода. Он запомнился крепко, почти дословно, а автор и название стерлись из памяти. Когда захотелось перечитать - найти не получилось, пока случайно, спустя годы во "взрослом"романе не попались строчки, безошибочно подсказавшие - оно!
"— Сапожников, почему ты перестал ходить в библиотеку? — спросил учитель. — Библиотекарша говорит, что за этот месяц ты взял всего одну книгу… Да и ту про марионеток. Вот, — он опустил очки. — "Деревянные актеры"называется... Почему ты взял книжку "Деревянные актеры", зачем тебе деревянные человечки?
— Там написано, как они устроены."
Героя Анчарова пленило в повести то же, что и меня: яркое, физически осязаемое описание появления лица из бесформенной болванки.
"Я отыскал в куче мусора деревянную чурбашку – кусок ножки от сломанного табурета – и решил сделать себе маленького Пульчинеллу. Я уселся спиной к тётке Теренции, зажал чурбашку коленями и принялся вырезывать головку Пульчинеллы тем самым ножом, которым потрошил рыбу.
Сначала у меня ничего не выходило: ножик откалывал от чурбашки длинные, тонкие лучины, а в этом не было никакого проку. Потом я наловчился: поставив лезвие ножа наклонно и сильно нажимая на него, я стал отковыривать от дерева короткие, толстые щепки. Дело как будто бы пошло на лад. Я работал усердно, до боли в пальцах. Мне уже казалось, что я держу в руках головку Пульчинеллы. Но вот пришло время уходить с рынка. Я взглянул в последний раз на свою чурбашку – и ахнул. Тут не было ни лица, ни носа, ни глаз – ничего не было, кроме угловатой деревяшки, изрезанной, искромсанной моим ножом, покрытой кривыми, шершавыми бороздами!
С досады я швырнул чурбашку оземь...
Я уже шёл обратно, бережно держа перед собой кружку, как вдруг, взглянув искоса в сторону, увидел на одном прилавке человеческие головы! Отрезанные головы, воткнутые на колышки! Я споткнулся и расплескал вино.
Это были не головы, а деревянные болванчики, на которых цирюльник завивает и расправляет парики. Это был прилавок цирюльника. Цирюльник стоял тут же и подстригал бороду какому-то мужчине, сидевшему перед ним на табурете.
Разинув рот, я глядел на болванчики. У них не было ни носов, ни глаз, ни ртов. Они были совсем гладкие и напоминали большие деревянные яйца, насаженные на круглые столбики, как голова насажена на шею.
И в эту минуту я понял, как вырезать головку Пульчинеллы: нужно сначала сделать такой болванчик, похожий на голову, а нос, глаза и рот вырезать уже потом."
Герои "Деревянных актеров" - два венецианских оборвыша, сироты, за скудную еду работающие на злых хозяев, волей случая в лице чудаковатого драматурга Карло Гоцци попадают в мастерскую резчика марионеток для кукольных театров. Мальчики учатся ремеслу, а когда Гоцци решает поставить свою новую пьесу в театре марионеток, принимают активное участие в спектакле, дополнив его собственной комической сценкой, высмеивающей их прежних хозяев. К несчастью, детская шалость вызывает серьезные последствия, и мальчикам приходится покинуть город. Взяв сделанных ими кукол, они отправляются странствовать по дорогам Италии, Германии и Франции, давая представления на постоялых дворах и в замках богачей. Судьба бродячих кукольников нелегка, мальчики сталкиваются с горькими обидами и несправедливостью, но и добрые люди непременно встречаются на их пути.
Пожалуй, можно сказать, что повесть Елены Данько - это гибрид "Без семьи", "Белого пуделя"и познавательного очерка. Тонкости профессий резчика кукол и кукловода удачно вписаны в рассказ о путешествиях и приключениях. Хотя первая часть, венецианская всегда казалась мне наиболее увлекательной. О куклах Данько писала со знанием дела: с 1919 года она, параллельно с работой на Петроградском фарфоровом заводе, начинает работать помощником техника, затем кукловодом в кукольном театре - теперь это театр марионеток им.Е.Деммени. Л.В.Шапорина-Яковлева, создатель театра и близкая подруга обеих сестер Данько, писала в своем дневнике: "Я познакомилась с Е. Я. в 1919 году. Она приехала к сестре из Москвы, и Наташа устроила ее ко мне в Кукольный театр — она стала водить кукол. Высокая, худенькая, замкнутая и педантичная."Данько с головой погрузилась в новую профессию. "...учусь всему — работаю с 6 часов утра до 12 ночи — живопись по фарфору, рисование, офорт, кукольный театр, история революции", — вспоминала она об этих годах.
Данько проработала в кукольном театре три года, не только кукловодом, но и драматургом. Она писала инсценировки по сказкам, которые регулярно ставились на сцене театра. "Деревянные актеры"были написаны в начале тридцатых, когда Данько под влиянием Маршака перешла от театральной драматургии к книгам для детей. В духе времени повесть включала революционные призывы и антицерковные выпады. Однако первое издание 1931 г. заметно отличалось от последующих - для переиздания Данько полностью переписала первую часть. Изначально Джузеппе и Паскуале не были сиротами, маленькими рабами жестоких хозяев, и история их знакомства была совсем иной. Старый слуга Гоцци Анджело в первом варианте был богатым сеньором Анджело, покровителем хромоножки Паскуале. А лодочник Тони, лишь мельком упомянутый в переработанном варианте, в первой версии был женихом сестры Джузеппе и участником антиправительственного заговора. Мальчики вынуждены бежать из Венеции по причине куда более серьезной, чем насмешки над скупыми хозяевами: в своей кукольной сценке они рассказали всей Венеции, что состояние сеньора Анджело присвоили сенатор и аббат - свидетелем этого был Паскуале. Паскуале не только нежеланный свидетель - имена мальчиков связывают с заговорщиками, недовольными полицейским произволом и безнаказанностью богачей, их вот-вот арестуют как бунтовщиков. Безопаснее будет покинуть город.
Во втором издании Данько убрала из венецианской части все революционные мотивы, сделав ее рассказом о рождении марионетки. И по-моему, повесть от этого только выиграла. Текст стал более цельным и легким. Исчезли специальные термины "бураттини" - перчаточная кукла и "фанточчини" - собственно марионетка, остались просто куклы и кукольник, который делает их живыми. Пропало посвящение Марте Бурк (кто это? Как связана она с книгой?), оставив, по-видимому, только отголосок в тексте: "Марте я подарил маленький ящичек для булавок, ленточек и других мелочей... Среди завитков и листьев я вырезал на его крышке немецкие буквы М. и Б. – Марта Буш."Вторая, немецкая, и третья, французская, части остались практически без изменений.
А еще добавился этот завораживающий восторг творца:
"Я отметил ножом на болванчике, где будет нос, где глаза, а где рот, и стал срезать дерево по сторонам носа, – ведь он должен торчать на лице впереди всего. Лоб, губы и подбородок тоже должны выдаваться вперед, но не так сильно, как нос. А щёки можно срезать поглубже. Но глубже всего нужно вырезать глазные впадины по сторонам носа. И в этих впадинах оставить выпуклыми круглые глаза.
Я думал, вспоминал и работал без устали. Вот уже на моей болвашке возникло личико куклы. В нём ещё нельзя было узнать Пульчинеллу: нос – прямой, угловатый, подбородок – квадратный, а рта и вовсе нет. Но всё же это было личико куклы!
Я сделал нос потоньше, закруглил его как орлиный клюв, вырезал крутые ноздри. У настоящего Пульчинеллы был точно такой же нос!
Я вспомнил, что у людей, когда они смеются, углы рта поднимаются кверху. Я вырезал ротик, изогнутый полумесяцем, и слегка выпяченную нижнюю губу. С каждой отлетавшей стружкой моя головка становилась всё более похожей на настоящего Пульчинеллу!
А когда я закруглил щёки и прорезал глубокие борозды от носа к углам рта, мой Пульчинелла улыбнулся! Это было чудесно! Я и сам рассмеялся: ведь на него нельзя было смотреть без смеха.
Я выдолбил глубокую ямку в шейке Пульчинеллы и надел головку на указательный палец. Потом я завязал на тряпочке два узелка, сунул большой палец в один узелок, а средний – в другой и прикрыл ладонь тряпочкой. Мой Пульчинелла кивнул и задвигал ручками!"
В "Деревянных актерах"в главе "Наше ремесло"есть небольшой экскурс в историю марионеток, появившихся в древнейшие времена и сохранившихся до сих пор.
Происхождения же самого термина "марионетка"довольно любопытно. Итальянский историк и теоретик театра Пьетро Ферриньи в своей книге о театре кукол писал:
"Хроники X столетия гласят, что в 944 году двенадцать красивых венецианских девушек, одетых в платья, усыпанные драгоценными камнями, вышли из своих домов для выполнения религиозной церемонии брака с таким же числом молодых людей в церкви "Sante Maria della Saluta", когда вдруг шайка Берберийских пиратов, прибывших из Триеста на быстроходных парусных судах, вышла на берег, напала на толпу, следовавшую за процессией и воспользовавшись возникшими замешательством и паникой, захватила и увезла девушек. Но как только прошел первый момент тревоги, отважная молодежь страны взялась за оружие, пустилась в погоню за пиратами, чтобы отнять своих невест и отомстить за их бесчестие. С этого дня вошло в Венеции в обычай праздновать процессией ежегодно в это число праздник Марии, продолжающийся неделю. Процессия состояла из двенадцати молодых девушек, избранных за их красоту и добродетель, одетых в роскошные наряды на счет государства; эти девушки потом выдавались замуж и наделялись приданым из общественной казны. <...>Выбор этих девушек лежал на общественной обязанности дожа; но со временем, когда обычай этот стал давать повод к бесконечным ссорам, возникло обыкновение заменять живых девушек соответствующим числом скульптурных фигур, нарядно украшенных и прозванных народом "деревянными Мариями", или Марионами, "большими Мариями", с целью указать на то, что они были больше человеческого роста. Впродолжении недели празднеств Марии, венецианские продавцы игрушек разносили небольшие изображения этих больших фигур, раскупавшиеся тысячами; и эти-то фигурки, в уменьшенном виде изображавшие "Марионы", или "больших Марий", были прозваны "Марионетками", или "маленькими Мариями".
В Венеции простенькие перчаточные куклы-бураттини увеселяли простой народ на улицах и площадях, а фанточчини, марионетки на нитях, давали представления во дворцах знати. В конце XVI столетия и затем до XVIII столетия включительно в аристократических семействах существовал обычай иметь свой собственный театр марионеток, и самые известные писатели того времени занимались сочинением произведений, подходящих к этим маленьким сценам и крошечным актерам.
Небольшую экспозицию, посвященную традиционному театру марионеток, можно увидеть в музее Карла Гольдони в Венеции. Там есть балаганчик с куклами на итальянской ваге - крючке, приделанном к головке марионетки. Есть традиционные персонажи "comedia del arte" - маленькие, не больше локтя деревянные актеры бродячих театров, путешествующие в сундучках или наплечных мешках. Совсем как в книге:
"Я заглянул в шкаф и замер. Там, подвязанные на нитки, висели куклы с прямыми деревянными ножками. В полутьме, чуть задетые солнечным лучом, поблескивали позументы на бархатных кафтанчиках и бисеринки на шёлковых юбочках... Куклы улыбались и хмурились, как живые, – так хорошо были вырезаны их личики."
Джулио Гольдони, отец Карло, был владельцем небольшого театра марионеток, устроенного в его доме для забавы его маленького сына. Этот театр доставлял громадное удовольствие маленькому Карло и, несомненно, повлиял на дальнейшую судьбу будущего знаменитого драматурга. Уже юношей Карло Гольдони приобрел еще один театр марионеток, с богатым набором кукол и декораций, и поставил в нем представление, специально написанное для деревянных фигурок - маленький фарс "Чиханье Геркулеса"Пьер Джиакомо Мартелли. В нем Геркулес попадал в страну Пигмеев, Крошечные человечки, испуганные видом живой горы с руками и ногами, сначала прячутся от огромного пришельца, но когда тот засыпает, выходят из своих убежищ и, вооруженные тростниковыми палочками, облепляют его со всех сторон. Геркулес, чувствуя зуд от топчущихся по нему пигмеев, просыпается и чихает, отчего врага сдувает во все стороны, чем и кончается пьеса. Да-да, Джонатан Свифт тоже был знаком с этой пьеской. Эта история идеально подходила для постановки в кукольном театре, и нет ничего удивительного, что одна из пьес Елены Данько, написанных ей для театра марионеток, была обработкой "Гулливера в страну лиллипутов". Над куклами, кстати, работал Николай Кочергин.
Карло Гольдони недолго разыгрывал на сцене кукольного театра пьесы других авторов. Он сам написал и поставил на сцене театра марионеток целый ряд произведений, часть из которых позднее переработал в настоящие драмы и трагедии для больших театров. Однако Данько выбрала для своей книги фигуру другого венецианца, Карло Гоцци, чьи пьесы также ставились в театрах марионеток.
"– Браво! – воскликнул он. – Это очень забавно! Марионетки могут летать, превращаться в чудовищ, отрывать друг другу головы и снова приставлять их на место, чего никогда не сделать живым актёрам! Сколько чудес и волшебных превращений можно представить на сцене кукольного театра!"
В трехминутном эпизоде в фильме "Двойная жизнь Вероники"кукла в руках мастера творит маленькое чудо - искусство, некогда покорявшее театры и площади.
"La double vie de Veronique" (Watch on YouTube)
"Года за два или три до «Вероники» кому-то из нас попался на глаза отрывок чудесного представления кукольного театра – буквально секунд на 30. Оказалось, что Джим Хенсон, автор «Маппет-шоу», сделал серию телефильмов о кукольниках. Одним из них оказался Брюс Шварц. Когда мы позвонили Брюсу Шварцу, выяснилось, что театр он бросил – ведь на это просто невозможно прожить... Так что он был вынужден от этого отказаться и теперь развешивает картины. Я рассказал, почему выбрал именно его, и Шварц согласился прочитать сценарий: если текст стоит того, чтобы вернуться к старой профессии, - он так и поступит.
Мы написали, что в фильме должен быть кукольный спектакль о балерине, сломавшей ногу. И – о, чудо! – у Брюса Шварца среди его кукол нашлась и балерина. Марионеток он делает сам. У него оказались все необходимые нам куклы. Он предложил нам сказку с куклой-бабочкой.
Приехал. Вынул кукол – и мы окончательно поняли то, что было ясно уже давно. Он прикоснулся к марионеткам и в одно мгновение создал целый мир."
(К.Кесьлевский "О себе")
"Деревянные актеры"Елены Данько потихоньку переиздавались все эти годы. В последнее время с небольшим разрывом вышли сразу два переиздания - в издательстве "Август"с илл.Екатерины Рожковой и у "Нигмы"с илл. Марии Спеховой. Жаль, издатели прошли мимо иллюстраций Евгении Дриго, мне они показались интересными. Кстати, сама Данько, будучи художником, свои книги тем не менее никогда не иллюстрировала. Но, может быть, два маленьких рисунка, поясняющих, как устроена вага для марионетoк, которые повторяются в первом издании "Деревянных актеров"с илл. Н.Лапшина и во втором с илл. В.Лебедева, сделаны ее рукой?
У М.Спеховой есть трогательная иллюстрация на авантитуле книги – сама Елена Яковлевна Данько, под снегом, согревающая за пазухой куклу-Петрушку в холодную зиму 1942 года.
"Вчера я узнал о том, что где-то в Сибири, на глухом полустанке, умерли сестры Д. В адрес редакции, где работала когда-то младшая Д., Елена Яковлевна, пришла бандероль; свернутая в трубочку, там лежала рукопись Елены Яковлевны - повесть о молодом Вольтере - и крохотная казенная бумажка за подписью начальника этого безвестного полустанка; при сем препровождаются бумаги тов. Д., скончавшейся такого-то числа во вверенном мне станционном помещении...
Женщины эти были очень талантливы, и притом многообразно и своеобразно талантливы. Я не читал всей повести о Вольтере (да она и не вся еще была написана), но уже по тем главам и страницам, которые мне довелось перелистать, работа эта обещала быть исключительно интересной. В дебрях французского XVIII века русская писательница нашла тему для актуального, злободневного антифашистского памфлета. Это было и неожиданно и в то же время очень в характере Д. Работала она во многих жанрах: стихи, переводы, история искусств, история театра, книги для детей. Последние годы, работая в ленинградском Дворце пионеров, очень много сил и времени отдавала она детскому творчеству.
Старшая Д., Наталья Яковлевна, была художница, скульптор, знаток художественного фарфора. По ее проекту оформлена одна из станций Московского метро. Перед войной работала она над эскизами проектов Ленинградского метрополитена. Война прервала эту работу, и Наталья Яковлевна переключилась в другой жанр - писала политические плакаты.
Жили сестры очень дружно.
Из Ленинграда выехали они вместе: в конце января. Уезжать они не хотели, их заставили это сделать почти силой. Но, по-видимому, были они уже в той стадии дистрофии, когда никакие, даже самые решительные меры не могут спасти человека.
Сегодня я весь день думал о них. И, думая о них, думал о Петергофе. Это то место, где я встречался с ними и видел их, если не ошибаюсь, в последний раз.
Мы жили в одной гостинице - в бывшем фрейлинском корпусе Большого дворца. Мы не были большими друзьями, к тому же и они и я приехали сюда работать, поэтому наши встречи ограничивались рестораном, куда мы спускались завтракать, обедать и ужинать. Иногда я видел их в парко на прогулке или когда они возвращались из музеев, где сестры проводили все свое свободное время.
Как сейчас вижу их - медленно, плечо к плечу шагающих по каштановой аллее мимо свинцовой группы "Нептун и его царство". Обе очень высокие, худые, но в то же время по-мальчишески стройные и по-мальчишески же стриженные в кружок, близорукие, в одинаковых, не модных, беретах.
В Петергоф они были влюблены страстной и, как мне тогда казалось, несколько выспренней и сентиментальной любовью. Вставали они чуть свет и, прежде чем сесть за работу, отправлялись на море или к фонтанам. С каким неподдельным восторгом, с каким ребяческим блеском в близоруких глазах рассказывали они о том, какое великолепное зрелище представляют собой фонтаны при своем "рождении", то есть в тот момент, когда рука механика поворачивает пусковое колесо и при свете Авроры из бесчисленных трубочек начинает сначала капать, потом беспорядочно брызгать, потом все выше и выше, смелее и расточительнее расти розовеющий на утреннем солнце, сверкающий и дрожащий лес хрустальных водяных клинков.
- Никакой балет, - говорили Д., - никакая феерия не может сравниться по красоте и по благородной грации с этим бесподобным зрелищем.
С какой трогательной, миссионерской настойчивостью уговаривали они меня сходить посмотреть на это чудо.
Я не собрался. Работал я по ночам, ложился под утро, и у меня просто не хватило пороха на то, чтобы встать до рассвета."
(Л.Пантелеев "Счет, написанный кровью")
