Исай Рахтанов "Чин-чин-чайнамен и Бaнни Сидней"

Повесть Рахтанова привлекла меня экзотическим названием и необычной историей возникновения: писатель родился и до 15 лет жил в Харбине, но книга его не о "русском Китае", а о типичной "boarding-school"при американской миссии.

Попавший в эту школу русский мальчик - чужак, плохо говорящий по-английски, понятия не имеющий о боксе, держащий на видном месте портрет няни-китаянки и пьющий чай без молока. Он вынужден ежечасно отстаивать свое достоинство в противостоянии с признанным лидером класса. Конфликт должен разрешиться в спортивных состязаниях. Но оказывается, что правила игры они понимают по-разному.





Повесть написана в 1930 году. Это было первое объемное произведение молодого автора и, по собственному признанию Рахтанова, в соавторы можно смело записывать Самуила Маршака.

"...Я принес ему первый кусочек, всего две странички диалога из повести "Чин-Чин-Чайнамен и Банни Сидней" - повести о том, как русский советский мальчик, Денис Ощепков, волею случая оказывается в американской школе в Китае. В комнату к нему с угрозами приходят американские мальчики; они возмущены: на стене висит портрет его няни (амы), китаянки, рядом с американским флагом. Желая оскорбить Ощепкова, они называют его "чайнамен", что по-английски значит "китаец".
"- Чин-Чин-Чайнамен! - сказал мне Банни Сидней.
- Чин-Чин-Чайнамен, - повторили другие.
- Вы китаец? - спросил Банни Сидней.
- Вы китаец? - спросили другие.
- Я - русский, - сказал я, - у меня только ама была китаянка.
- О, снимите эту фотографию, вы, Чин-Чин-Чайнамен, - сказал Банни Сидней.
- Вы, Чин-Чин-Чайнамен, - повторили другие.
- Сэр, - сказал Банни Сидней, - мы скажем мистеру Торксу, нашему директору: фотография китаянки не может, не должна висеть в одной комнате с американским флагом.
Он поднял палец.
- Это идет против закона, понимаете вы, китайский сэр?
- Вы, китайский сэр, - сказали другие.
- Снимите вы вашу фотографию, вы, Чин-Чин-Чайнамен, - сказал Банни. - Мы будем называть его, мальчики, Чин-Чин-Чайнамен. Имею честь представиться: мое христианское имя - Банни, мое второе имя - Сидней, студент четвертого класса Циндауской, подготовляющей к университету, академии. Очень рад, очень рад, Чин-ЧинЧайнамен.
- Очень рады, очень рады, Чин-Чин-Чайнамен, - сказали другие".
Насколько помню, было это написано на листочках, вырванных из ученической тетрадки. Сильно волнуясь, я прочитал их вслух. Маршак взял листки и, приподняв на лоб очки, как поступают обычно близорукие, прочел про себя, потом сказал мне:
- Вот послушайте, что у вас получается.
И я услышал собственный текст, но преображенный его голосом. Как передать вам свое впечатление? Мне показалось, что это писал не я, больше - что никогда в жизни я уже не смогу так написать. Здесь было все - интонации, жест, завязка сюжетного конфликта.
Маршак опустил на глаза очки и посмотрел на меня.
- А дальше? - спросил он.
- Пока еще ничего нет. Но будут состязания Ощепкова с Банни Сиднеем, вожаком школы. Одно или два состязания...
- Надо, чтобы их было три, как в сказках, - сказал Маршак.
- Бокс, - продолжал я, - бег, "пижамная ночь". Это так у нас в школе называлось. Мы в пижамах рассказывали друг другу страшные истории, перед сном...
- Нет, нет, - перебил Маршак, - сперва бокс, потом "пижамная ночь", состязание без учителей, победа в ученической среде и, наконец, бег, который видят уже все, вся академия. Понимаете, чтобы нарастало.
По первым двум страничкам, вырванным из контекста, он "заболел"моей вещью, стал развивать, придумывать возможные ходы сюжета, самый сюжет.
<...>
Какое-то время он жил моим Чин-Чин-Чайнаменом, я потерял для него свое имя, превратившись в Дениса Ощепкова - советского мальчика, волею случая оказавшегося в американской Циндауской, подготовляющей к университету, академии.
- Как дела, Чин? - спрашивал меня Маршак. - Много написали?
То были упоительные времена. Мы работали вместе...
Я написал мальчишескую повесть "Чин-Чин-Чайнамен и Банни Сидней", герои которой боксировали, участвовали в кроссе, по ночам рассказывали друг другу страшные истории."












































К сожалению, по-настоящему мальчишеской повести, вроде популярных в то же время школьных повестей Толбота Рида "Капитаны Уиллоби"и "Пятый класс свободной школы", из "Чин-чин-чайнамена"не получилось. Получился памфлет. То ли не хватило умения, то ли таково было веяние времени. А жаль, материал у Рахтанова был редкостный: классическая англосаксонская школа-пансион, с жесткой иерархией, явными и тайными традициями, одержимостью спортом, и ни где-нибудь, а в русско-китайском Харбине! Уникальный опыт...

Повесть "Чин-Чин-Чайнамен и Банни Сидней"вышла в 1931 году с иллюстрациями Е.Сафоновой. Четверть века спустя, в 1956 году, И. Рахтанов переработал свою повесть. Новая редакция "Чайнамена"вошла в сборник "Годы учения" (1958). В 1967 году повесть была переиздана еще раз, в составе детлитовского сборника "Пестрая книга". По нему и сделаны сканы. Обложка и заставка Ю.Зотова.

      


В конце "Пестрой книги"есть небольшое послесловие Л.Кассиля. Посвящено оно в основном "Чин-чин-чайнамену"и, мне кажется, Кассилю тоже хотелось бы прочесть не конспект сюжета, а большую, подробную повесть о жизни мальчишек в харбинском пансионе.






И напоследок - о звонком названии.



Сноска в текте утверждает, что название повести Рахтанова происходит от английского прозвища китайцев. Это не совсем так. "Chin-chin-chinaman" - название куплетов из некогда чрезвычайно популярной оперетты "Гейша".

Оперетта "Гейша"английского композитора Сидни Джонса была впервые поставлена в Лондоне в 1896 году и мгновенно обрела успех. По сюжету английского морской офицер, находящийся в Японии и опечаленный расставанием со своей невестой, находит утешение у гейшы из "чайного дома", который содержит китаец Вун-Чхи. Узнав об этом, в Японию спешно прибывает невеста героя. Она не только знакомится с пассией своего неверного жениха, но и, переодевшись в гейшу, помогает той связать судьбу с ее тайным возлюбленным.

Разумеется, это был очень условный "Восток"и весьма нелепый сюжет, но экзотические декорации и хорошая музыка обеспечили "Гейше"долгую и счастливую жизнь на театральных подмостках. Одним из самых популярных номеров были комические куплеты Вун-Чхи, написанные на ломаном английском, о многотрудной и опасной жизни "китаезы из прачечной".

"Chinaman no money makee
Allo lifee long! 
Washee washee once me takee,
Washee washee wrong!
When me think he stealee collars
P’licee man he come;
Me get finee fivee dollars,
Plenty muchee sum!"

Оперетта быстро вышла далеко за пределы Британии. В России "Гейша"была поставлена через год после лондонской премьеры, а в 1899 году в "Даме с собачкой"Чехов упоминает ее как нечто общеизвестное. Некоторые песенки, включая куплеты Вун-Чхи, распространялись в граммофонных записях. Думаю, Лев Кассиль и Самуил Маршак вполне могли быть знакомы с ними.

Кит, кит, кит, Китай - превосходный край!
Что не так? Масса благ! Всюду чудеса!
Кит, кит, кит, Китай - превосходный край!
Рис, китайцы и коса!

Русское либретто довольно свободно следовало оригиналу, отдельные репризы и куплеты нередко заменялись экспромптами на злобу дня.



После революции постановки "Гейши"в России быстро сошли на нет. За рубежом оперетта сохраняла свою популярность на протяжении нескольких десятилетий, вплоть до Второй Мировой войны.