Мне очень долго не хотелось браться за повесть Валерия Мусаханова. Отталкивало невыразительное название, но главное - убийственно скучная аннотация: "повесть о трудном военном детстве, о дружбе ребят со взрослым парнем-шофером, о приобщении к труду рабочего человека."Эта фраза заставила меня годами старательно обходить повесть вниманием. Нужно было сделать усилие, чтобы перешагнуть через нее и войти в ленинградский двор сорок пятого года. Пустой, как всегда.
"Колька Егоров умер зимой сорок третьего, а Вовка Шушарин - еще раньше, Сережка Кузнецов эвакуировался через Ладогу, и мы остались с Киркой вдвоем"
Кирке и Вальке неполных тринадцать, они соседи и ближе, чем братья. У них повадки бывалых саперов и готовность без рассуждений дать сдачи. Им не светит ни Нахимовское, ни Суворовское, и не очень ладятся дела в обычной школе. Их замотанным матерям не до них, а отцов не поднять из могилы. Они знают, как выглядят цынготные пятна и что такое "марокен". У них богатейшая библиотека, собранная из разбомбленных квартир, а в школе их обидно называют "барыгами", потому что они ходят на барахолку - купить там книги, чтобы часть из них продать и на эти деньги купить другие. Ну и чтобы сводить в кино вернувшуюся довоенную соседку. "Ребята, здорово плохо было, да?" - спросит она, тоже не с золотой ложки евшая в эвакуации. И, кажется, не удивится угрюмому молчанию. Им совсем неохота вспоминать, как было, и до одури хочется простой мальчишеской радости - велосипеда. Одного на двоих, и чтобы ветер в ушах, и бежит-бежит навстречу асфальтовая лета, а пешеходы остаются позади... Они действительно будут дружить с парнем-шофером и старичком букинистом, которые, конечно, многому их научат, но, главное, просто найдут время поговорить, серьезно и внимательно, как со взрослыми. Да они и есть взрослые, которых по какой-то нелепой привычке продолжают считать детьми.
"- Пусти! - Я дернул плечом. Но Кирка не убрал руку.
- Пошли, пока живы, Валя, - сказал он тихо.
А я разозлился.
- Лежи себе в канаве, и будешь жив...
Кирка взглянул на меня хмуро и сказал еще тише:
- Думаешь, я вернусь без тебя домой?
- А куда ты денешься?
- Денусь... минных полей хватает, - ответил Кирка, отвернувшись, и двинулся к дороге.
И я встал и пошел за ним."
Валерий Мусахановнаписал повесть о себе, о том блокадном мальчишке, которому в сорок пятом было тринадцать. Он - это Валька, впервые садящийся за руль настоящего автомобиля, и он же - безымянный пацан, понуро бредущий на последней странице к милицейскому "воронку". Наверное, в тот раз рядом не оказалось молчаливого надежного Кирки.
"Детство мое пришлось на войну, беспризорщина полная, есть хочется. Отца призвали сразу, а мать тогда работала медсестрой в хирургическом институте. Детей отправляли со школами, и нас где-то в начале августа эвакуировали. Я как раз первый класс окончил. В Старой Руссе нас разбомбили. И пионервожатая, она у нас была шустрая, собрала парней, несколько девчонок, и мы самостийно добирались до Ленинграда. Без вещей, без всего, на воинских эшелонах - кто как. Мы были, вероятно, последними, кто вошел в Ленинград: кольцо замкнулось. А мать в это время эвакуировалась с институтом. Так я и приехал. Ну коммуналка была, соседи поддерживали, пока было не голодно, а потом в детдом сдали. А что такое блокадный детдом: возраст воспитанников разный, кому четырнадцать, а кому и восемь. Произвол страшный, хуже теперешней армейской дедовщины. Был там самый беспредельный тип - его Людоедом звали: уши стояком, глаза жуткие. Вот мы с моим приятелем пошли в кочегарку, взяли по полену, дождались, когда Людоед заснет, и стали его поленьями бить по голове. Это уже была борьба за существование в чистом виде. Только через полтора-два месяца, когда детдом эвакуировали, мы узнали, что он не помер. А мы думали, что его убили.
<...>Детдом до начала 1945-го - тогда мать вернулась. Отец демобилизовался, правда, с ранением, инвалидностью. Но кто меня уже мог удержать? Мне было 13 лет, за поясом оружие, парабеллум, нож. Немецкого оружия было навалом, все Пулковские высоты были усеяны винтовками. Пистолеты редко попадались, а винтовки и патроны - ящиками. В 1944-м воинские части стали сажать картошку на Ржевке. Мы собирались впятером, трое брали какого-нибудь часового, прижимали его к земле, а двое набирали пару мешков картошки. Время сформировало такой мир.
<...> Это как вернувшиеся с войны долго не могут вписаться в нормальную жизнь, в общество. Кому повезло, кто не сел, тот вписался, а мне пришлось вписываться через тюрьму... Десять лет. С семнадцати... Кстати, это неплохой университет был. В то время, спасибо товарищу Сталину, лагеря были общие - там и политики сидели, и уголовники. Было с кем перемолвиться словом Вышел я в 53-м году по амнистии, и мне повезло: дома прописали, устроился на работу."
Валька из повести благополучнее, его обошла уголовщина, нашлись добрые люди, которые его уберегли. Да и страсть книгам, наверное, сыграла свою роль. Эти тринадцатилетние букинисты в кургузых шубейках читали-собирали со вкусом, ерундой не баловались:
"Мы с Киркой сидели на стене разбитого флигеля, грелись на солнце и читали прекрасную книгу "Тайны стекла".
Книга М.Свешникова "Тайны стекла"вышла перед самой войной, в 1940. Классика научпопа. Художник Николай Фёдорович Лапшин, который ее оформил, умер от голода в блокадном Ленинграде 24 февраля 1942 года.В последние месяцы жизни написал воспоминания, изданные в 2005 г. А "Тайны стекла"несколько раз переиздавались после войны.
"Находки наши были необычны и разнообразны: затрепанная, с пожелтевшими ломкими страницами книга "Дуэльный кодекс"..."
"Дуэльный кодекс"В.Дурасова - антикварная книга, тоже своего рода классика, даже в Вики попала.
 
"Была такая довоенная книга "Ваши крылья". В ней рассказывалось, как управлять самолетом, делать взлет и совершать посадку. Это была очень хорошая книга, и мы прочитали ее несколько раз."
Книга американского автора Ассена Джорданова "Ваши крылья" - практическое пособие для начинающих авиаторов и друзей ОСОАВИАХИМа. Вот тут аннотация не подвела: "Книга "Ваши крылья"окажет серьезную помощь советской молодежи, стремящейся встать в ряды славных летчиков — гордых соколов нашей великой Родины".
"Я стоял над кучей хлама и держал в руках тяжелый том в зеленом марокене с мелким кружевным тиснением и четкими выдавленными рамками по краям крышек; на выпуклом жестком корешке выступали аккуратные кантики шнуров, на которых были сшиты тетрадки страниц. Я открыл книгу. Форзацы из кремового переливчатого муара выглядели такими свежими и чистыми, будто книга совсем новая. На титуле крупным шрифтом в виньетке из воинских доспехов и оружия было написано "Историческое описание одежды и вооружения Российских войск с древнейших времен до 1855 года. А.А.Висковатова". В книге было много цветных литографий во весь рост - солдаты и офицеры различных родов войск с оружием и в полной форме; литографии тоже блестели, как новые. Мы давно мечтали об этих книгах."
"Историческое описание одежды и вооружения Российских войск с древнейших времен до 1855 года"А.Висковатова - монументальный иллюстрированный труд. Конечно, у мальчишек при виде такой книги дух захватывало.
"Вот так мы купили "Петербург"Курбатова - большой том с красивыми видами старого города. <...> "Петербург"был в хорошем состоянии, с коричневым кожаным корешком и голубовато-мраморными разводами по обрезу страниц, даже сохранилась папиросная бумага, предохраняющая цветные иллюстрации."
Большеформатный "Петербург"Курбатова с цветными иллюстрациями меня заинтриговал. Очень бы хотелось посмотреть. Я знаю только издание 1913 года - карманного размера увесистый томик с фотографиями и заставками Остроумовой-Лебедевой. Это, безусловно, одна из лучших книг о петербургской архитектуре, причем авторее - химик по образованию, профессор Технологического института.
"С тоской проходили мы мимо книжных магазинов, иногда останавливались у лотков, листали пахнущие клеем и свежей типографской краской брошюры и томики, бегло прочитывали две-три отрывочные фразы и со вздохом клали на лоток. Мне всегда казалось, что самая интересная книга та, которую невозможно купить. Иногда просто заходили на Литейный к старому букинисту. <...> Мы с наслаждением дышали пыльным воздухом, пропитанным ароматом старых книг, помогали Петру Борисовичу перекладывать толстые пачки старых журналов, перевязанные шпагатом, смотрели старинные гравюры в книгах по искусству и молча страдали от того, что не можем купить приглянувшийся томик."
В.Мусаханов "За дальним поворотом"Детская литература 1976 рис. И.Латинского формат 60x84 1/16 тираж 100 000