Всю неделю с нетерпением ждала свободной минуты, чтобы завершить один давний разговор. Полтора года назад узнала о том, что в прошлом семьи детской писательницы Софьи Прокофьевой присутствует трагическая страница, связанная с моим родным городом. Первый муж ее матери Марии Ивановны Коровиной - художник Валентин Александрович Яковлев - умер в Омске во время гражданской войны.
В маленькой книге Софьи Прокофьевой "Ветер памяти" очень коротко упоминалось об этом. Там же можно было увидеть фотографию матери и дочери:
![]()
В немногих словах говорилось и о двух портретах Марии Ивановны. Первому посвящались такие строки:
"У меня над постелью, как и в детстве, висит большой мамин портрет. Прелестная юная женщина легко и свободно сидит в кресле, держа в одной руке темно-алую розу. Этот портрет написал первый муж моей мамы..."
Второй раз Марию Ивановну запечатлел художник Леонид Фейнберг - отец Софьи Прокофьевой:
"Я помню папу за мольбертом. На холсте мамин портрет. И краски в заманчиво разноцветных тюбиках. Но трогать их нельзя - масляные краски плохо отмываются..."
Когда рассказывала вам об этом, даже не предполагала, что возникнет счастливая возможность не только прочитать о портретах, но и увидеть их. Но вот благодаря![]()
khebebузнала о выходе в свет более полной книги воспоминаний Софьи Леонидовны "Дорога памяти" (М.: Время, 2015) и о том, что в ней воспроизведены эти два живописных объяснения в любви. Посмотрите, как сквозит в них тихая тайна женщины, предназначенной быть женой.
Валентин Яковлевпринадлежал к художникам "Московского салона", которые "были одержимы попыткой возродить, естественно, в новых, более современных формах, живопись старых мастеров, с ее тонкими лессировками, углубленным колоритом, возвратом к античным сюжетам".
![]()
В 1912 году Валентин Александрович "на одной из выставок "Московского салона" встретил худенькую девушку с собранным на затылке пышным пучком золотисто-рыжих волос с необычайно нежной бело-розовой кожей. Это была моя мама Мария Ивановна Коровина. Как писал в своих письмах Валентин Александрович, облик этой девушки поразил его.
Ее нельзя было назвать красавицей, но что-то поэтичное, невыразимо нежное, полное жизни было в ее прелестном облике.
![]()
Они поженились в 1915 году. Венчание было скромное в небольшой старинной церкви Фрола и Лавра в центре Москвы...
Вскоре молодые супруги уехали в Омск. Валентин Александрович еще в юности заболел туберкулезом. Врачи рекомендовали ему лечиться кумысом. Так в то время лечили туберкулез. Они уехали в Омск, где жили их друзья. Им помогли снять дом в деревне. Валентин Александрович зарабатывал, расписывая деревянные дуги лошадей, резные ставни окон. Он рисовал яркие цветы, невиданных птиц и зверей. Их охотно покупали. Но ближе к зиме им пришлось снова вернуться в Омск...
Валентин Александрович много работал. К этому периоду относятся несколько прекрасных портретов, мифологических сцен. Казалось, болезнь отступила.
У мамы была подруга, приехавшая из Петербурга. Она славилась своим редким даром: гадать на картах.
Как-то мама упросила ее раскинуть карты на ее судьбу.
Подруга долго откахывалась, словно предчувствуя что-то недоброе. Но мама была настойчива и упряма. И, наконец, подруга нехотя согласилась.
Она разложила карты и тут же их смешала.
Но мама стояла на своем, с нетерпеливостью юности она просила открыть ей тайну гадания.
Подруга отказывалась, отнекивалась, говоря, что карты порой показывают сущую бессмыслицу. Но мама упорно настаивала и просила. Наконец гадалка уступила.
- Напрасно, напрасно... Но вы хотите знать... Так знайте: карты предсказывают вам беду. Ваш муж скоро умрет.
Мама вспыхнула, рассердилась.
- Как вы можете такое говорить!
Через несколько дней Валентин Александрович почувствовал себя нездоровым. Ему становилось все хуже.
В соседней квартире, прямо за стеной жил их друг, опытный, знающий доктор. Мама позвала его.
- Сыпной тиф... - сказал доктор.
К вечеру Валентин Александрович открыл тусклые, воспаленные глаза. На бледно-серой коже проступили багровые пятна.
- Священника... приведи священника...
Стояла стылая морозная ночь. Мама знала, где дом священника. В это время Омск заняли красные войска. О них ходили страшные слухи: говорили, что они насилуют и убивают молодых женщин и девушек.
Мама, закутанная в платок, шла от костра к костру. Вокруг огня грелись пьяные солдаты. Но никто не тронул заплаканную молодую женщину.
Вдалеке слышались выстрелы, отчаянные приглушенные крики.
Старый седой солдат протянул маме кружку горячего кипятка.
- Пей, голубушка. Окоченеешь. Вишь, вся исплакалась!
Вот оно, двойное лицо войны!
Священник пришел под утро. Он успел соборовать и причастить умирающего. Скоро Валентин Александрович впал в беспамятство. Это был уже конец...
Мама вернулась в Москву, молодая вдова. Вернулась к разоренному гнезду. Большой дом на Тверской был конфискован.
Дом этот построил мамин дедушка. Он был работящим, честным и очень верующим. Каждый год на Пасху он ходил пешком из Москвы в Троице-Сергиеву Лавру...
Дедушка, трудолюбивый, непьющий, купил лошадку, потом и телегу. Он начал возить кирпич в Москву, как он делал это для барина, а теперь уже для себя. Он построил на Тверской крепкий пятиэтажный дом, где и поселилась вся его большая семья.
Но к маминому возвращению в Москву в 1919 году дедушка уже умер, а дом на Тверской был конфискован и разграблен.
Бабушка, очень пожилая, ослабевшая, не перенесла разорения и нищеты, попала в приют для умалишенных и вскоре скончалась.
Мама разыскала в опустевшей Москве трех своих братьев. Они голодали, жили чем придется, ночевали по своим друзьям, кто приютит.
Они все рано умерли..."
Приехав в Москву, Мария Ивановна поселилась у Ивана Ивановича Захарова, "большого друга и единомышленника Валентина Яковлева". В столовой его дома висел ее портрет - тот самый, с розой. "Однажды этот портрет увидел любимый ученик Ивана Ивановича - Леонид Фейнберг.
![]()
Он, еще не зная мамы, глядя на портрет, сказал: "Есть же на свете счастливцы! Что может быть прелестней такой жены с рыже-золотистыми волосами, с такой нежной сливочно-белой кожей!"
Так судьба, порой беспощадная, вдруг смягчается, словно она забывает закрыть двери в обычно наглухо запертый заповедный мир, и тогда встречаются две родные души, предназначенные навсегда друг для друга...
Они поженились. Мама переехала на Маросейку и вошла в большую семью. Ее не сразу приняли и оценили.
У мамы был мягкий характер, но она обладала редким даром безошибочно оценивать людей и события. Это был особый дар, она как будто видела людей насквозь.
![]()
Прошло какое-то время, и она стала всеобщей любимицей. И слово ее стало неоспоримым законом. Для всех, в том числе и для нас, детей..."
Вот такая история двух портретов, которую мы наконец узнали до конца.
А завтра разговор о Марии Ивановне Коровиной будет иметь неожиданное литературное продолжение.
В маленькой книге Софьи Прокофьевой "Ветер памяти" очень коротко упоминалось об этом. Там же можно было увидеть фотографию матери и дочери:
В немногих словах говорилось и о двух портретах Марии Ивановны. Первому посвящались такие строки:
"У меня над постелью, как и в детстве, висит большой мамин портрет. Прелестная юная женщина легко и свободно сидит в кресле, держа в одной руке темно-алую розу. Этот портрет написал первый муж моей мамы..."
Второй раз Марию Ивановну запечатлел художник Леонид Фейнберг - отец Софьи Прокофьевой:
"Я помню папу за мольбертом. На холсте мамин портрет. И краски в заманчиво разноцветных тюбиках. Но трогать их нельзя - масляные краски плохо отмываются..."
Когда рассказывала вам об этом, даже не предполагала, что возникнет счастливая возможность не только прочитать о портретах, но и увидеть их. Но вот благодаря
khebebузнала о выходе в свет более полной книги воспоминаний Софьи Леонидовны "Дорога памяти" (М.: Время, 2015) и о том, что в ней воспроизведены эти два живописных объяснения в любви. Посмотрите, как сквозит в них тихая тайна женщины, предназначенной быть женой.Валентин Яковлевпринадлежал к художникам "Московского салона", которые "были одержимы попыткой возродить, естественно, в новых, более современных формах, живопись старых мастеров, с ее тонкими лессировками, углубленным колоритом, возвратом к античным сюжетам".
В 1912 году Валентин Александрович "на одной из выставок "Московского салона" встретил худенькую девушку с собранным на затылке пышным пучком золотисто-рыжих волос с необычайно нежной бело-розовой кожей. Это была моя мама Мария Ивановна Коровина. Как писал в своих письмах Валентин Александрович, облик этой девушки поразил его.
Ее нельзя было назвать красавицей, но что-то поэтичное, невыразимо нежное, полное жизни было в ее прелестном облике.
Они поженились в 1915 году. Венчание было скромное в небольшой старинной церкви Фрола и Лавра в центре Москвы...
Вскоре молодые супруги уехали в Омск. Валентин Александрович еще в юности заболел туберкулезом. Врачи рекомендовали ему лечиться кумысом. Так в то время лечили туберкулез. Они уехали в Омск, где жили их друзья. Им помогли снять дом в деревне. Валентин Александрович зарабатывал, расписывая деревянные дуги лошадей, резные ставни окон. Он рисовал яркие цветы, невиданных птиц и зверей. Их охотно покупали. Но ближе к зиме им пришлось снова вернуться в Омск...
Валентин Александрович много работал. К этому периоду относятся несколько прекрасных портретов, мифологических сцен. Казалось, болезнь отступила.
У мамы была подруга, приехавшая из Петербурга. Она славилась своим редким даром: гадать на картах.
Как-то мама упросила ее раскинуть карты на ее судьбу.
Подруга долго откахывалась, словно предчувствуя что-то недоброе. Но мама была настойчива и упряма. И, наконец, подруга нехотя согласилась.
Она разложила карты и тут же их смешала.
Но мама стояла на своем, с нетерпеливостью юности она просила открыть ей тайну гадания.
Подруга отказывалась, отнекивалась, говоря, что карты порой показывают сущую бессмыслицу. Но мама упорно настаивала и просила. Наконец гадалка уступила.
- Напрасно, напрасно... Но вы хотите знать... Так знайте: карты предсказывают вам беду. Ваш муж скоро умрет.
Мама вспыхнула, рассердилась.
- Как вы можете такое говорить!
Через несколько дней Валентин Александрович почувствовал себя нездоровым. Ему становилось все хуже.
В соседней квартире, прямо за стеной жил их друг, опытный, знающий доктор. Мама позвала его.
- Сыпной тиф... - сказал доктор.
К вечеру Валентин Александрович открыл тусклые, воспаленные глаза. На бледно-серой коже проступили багровые пятна.
- Священника... приведи священника...
Стояла стылая морозная ночь. Мама знала, где дом священника. В это время Омск заняли красные войска. О них ходили страшные слухи: говорили, что они насилуют и убивают молодых женщин и девушек.
Мама, закутанная в платок, шла от костра к костру. Вокруг огня грелись пьяные солдаты. Но никто не тронул заплаканную молодую женщину.
Вдалеке слышались выстрелы, отчаянные приглушенные крики.
Старый седой солдат протянул маме кружку горячего кипятка.
- Пей, голубушка. Окоченеешь. Вишь, вся исплакалась!
Вот оно, двойное лицо войны!
Священник пришел под утро. Он успел соборовать и причастить умирающего. Скоро Валентин Александрович впал в беспамятство. Это был уже конец...
Мама вернулась в Москву, молодая вдова. Вернулась к разоренному гнезду. Большой дом на Тверской был конфискован.
Дом этот построил мамин дедушка. Он был работящим, честным и очень верующим. Каждый год на Пасху он ходил пешком из Москвы в Троице-Сергиеву Лавру...
Дедушка, трудолюбивый, непьющий, купил лошадку, потом и телегу. Он начал возить кирпич в Москву, как он делал это для барина, а теперь уже для себя. Он построил на Тверской крепкий пятиэтажный дом, где и поселилась вся его большая семья.
Но к маминому возвращению в Москву в 1919 году дедушка уже умер, а дом на Тверской был конфискован и разграблен.
Бабушка, очень пожилая, ослабевшая, не перенесла разорения и нищеты, попала в приют для умалишенных и вскоре скончалась.
Мама разыскала в опустевшей Москве трех своих братьев. Они голодали, жили чем придется, ночевали по своим друзьям, кто приютит.
Они все рано умерли..."
Приехав в Москву, Мария Ивановна поселилась у Ивана Ивановича Захарова, "большого друга и единомышленника Валентина Яковлева". В столовой его дома висел ее портрет - тот самый, с розой. "Однажды этот портрет увидел любимый ученик Ивана Ивановича - Леонид Фейнберг.
Он, еще не зная мамы, глядя на портрет, сказал: "Есть же на свете счастливцы! Что может быть прелестней такой жены с рыже-золотистыми волосами, с такой нежной сливочно-белой кожей!"
Так судьба, порой беспощадная, вдруг смягчается, словно она забывает закрыть двери в обычно наглухо запертый заповедный мир, и тогда встречаются две родные души, предназначенные навсегда друг для друга...
Они поженились. Мама переехала на Маросейку и вошла в большую семью. Ее не сразу приняли и оценили.
У мамы был мягкий характер, но она обладала редким даром безошибочно оценивать людей и события. Это был особый дар, она как будто видела людей насквозь.
Прошло какое-то время, и она стала всеобщей любимицей. И слово ее стало неоспоримым законом. Для всех, в том числе и для нас, детей..."
Вот такая история двух портретов, которую мы наконец узнали до конца.
А завтра разговор о Марии Ивановне Коровиной будет иметь неожиданное литературное продолжение.