Не сказать, что это книга была любимая или зачитанная до дыр, но какое-то влияние она на меня, безусловно, оказала. Она числилась уже почти по ведомству «взрослой» литературы (для среднего и старшего школьного возраста, как указано в аннотации), поэтому прочитав её, я как-то себя даже зауважал :)
Читал полностью всего один раз, а вот пролистывал часто. Во-первых, меня привлекли иллюстрации, во-вторых, захватила какая-то особенность повествования. Слова «стилизация», я тогда даже не слыхивал, но как-то проникся:
«Э-ге-гей, Священной Римской Империи, благочестивые обыватели! Поспешай, не зевай! Изгнание беса из прокаженного! Битва пламени с камнем!» - разносится над торговой площадью зычный крик бродячего фокусника.
И вторит своему хозяину Батраччо - ворон зело ученый.
Пуще болезней, рождаемых тьмой,
Бойся старух криволицых.
В граде Нюрнберге грядущей зимой
Дьявол сожрет дьяволицу
«Марс отмечает медиков, брадобреев, мясников, позолотчиков, булочников, а особливо артиллеристов и военных, рожденному под знаком Стрельца, в особенной власти Марса, быть тебе отрок полководцем великим».
Внимает речам магистра всех свободных наук сын бедной трактирщицы – Иоганн Кеплер, впервые слушает он о далеких звездах, прикрепленных алмазными гвоздями к хрустальной сфере, за которой пылает кровавый потусторонний огонь, и сквозь пламя угадываются очертания диковинных механизмов, приводящих свод небесный в движение.
Отрок стал погонщиком верблюдов. Вместе с торговым караваном он странствовал по всей Азии, бывал на невольничьих рынках Багдада и Александрии, дрался со львами средь барханов пустыни Гоби, созерцал миражи. В таинственном Непале он встречал факиров о двух головах и лазоревых куриц размером больше слона.
В Индии, в ядовитых джунглях, на них напали кларги — одноглазые разбойники-великаны, засадили весь караван в мешок, сплетенный из стволов неведомого древа, гибкого, как хвост ящерицы, и уволокли в горы, в свои неприступные крепости. А крепости оные сложены из базальтовых глыб: выше церкви святого Бонифация каждая глыбища, толще рва крепостного. На крышах великаньих жилищ ночуют караваны облаков, флотилии ветров, стаи перелетных птиц.
Он, магистр Клаускус, выбрался однажды через дымовую трубу на крышу и лицезрел окрест себя весь подлунный мир, все земли его и воды, все огнедышащие горы, водопады, озера, радуги, все корабли под разноцветными флагами. Он созерцал пещеры и водопады; пустыни, подобные заливам, и заливы, похожие на июльские облака; дворцы и убогие хижины, соборы и тюрьмы и даже наблюдай сам пуп Земли, водруженный над страной эфиопов. Отсюда, с крыши кларгов, его сорвал чудовищный смерч и понес в своих объятьях. Три дня и три ночи летел смерч, покуда, обессиленный, не рухнул на палубу корабля, украшенного на носу фигурой позолоченной девы морской с восемью руками и тремя хвостами.
Он, магистр Клаускус, сумел, однако, на лету вце¬питься в парус и посему остался жив, хотя парусина и разлетелась в клочья.
Да, он остался жив, но зато на всю жизнь проклял день и час, когда обессиленный смерч рухнул на палубу одномачтового корабля, который оказался невольничьей галерой, где к каждому веслу было прико¬вано по два белых каторжника и по два чернокожих раба-гребца с клеймом на лбу и пучком волос на затылке. Его приняли за беглого раба, чернотелого арапчонка (поскольку он дочерна вымазался сажей, выбираясь через дымовую трубу на крышу обиталища кларгов), и тут же приковали к веслу. И, как каждому каторжнику, который попадал на галеру, ему выдали плащ из толстого сукна и кафтан из красной пряжи, подбитый белым полотном, две рубахи, две пары нижнего белья, пару чулок и красный шерстяной колпак. Так начались его мытарства по морям и океанам, его непостижимые приключения, исполненные ужасов и во-сторгов. Он видел морского змия, длинного, как река, и страшного, как лемур, — чудище замогильное. Он участвовал в битве русалок с морскими коровами. А в Саргассовом море за галерой семь недель гнался «Летучий голландец», и мертвый его капитан днем и ночью созерцал пред собой вечный простор небытия.
Он, магистр Клаускус, девяносто девять лет стран¬ствовал на галере, противоборствуя штормам, ливням, палящему солнцу, надсмотрщику, вооруженному бичом из бычьих сухожилий. В конце концов он добрался до самого края Земли, до того места, где хрустальный свод небес, к коему прикреплены алмазными гвоздями звезды, смыкается со стихией воды и кровавого потустороннего огня. К этому времени он, благодаря беспримерной своей храбрости, стал уже волонтером, свободным гребцом. И потому ни штурман — жестокий одноглазый мавр, ни капитан — пьяница и убийца не воспрепятствовали, когда он заарканил плывущую по хрустальному своду комету и приручил ее, строптивицу, вскармливая летучими рыбами, черепашками и червячками-древоточцами. Завернутую в бычью шкурку, он повсюду возил ее за собой и вчера, изгнанный магистратом, выпустил комету в небо — почитателям провидческого дара фокусника на удивление, обидчикам и гонителям на ужас.
Высоко те небеса, даже выше шпиля церкви святого Бонифация. Далека дорога к небесному своду и меряет грешную землю имперский астроном Иоганн Кеплер, а за каждым шагом звездосоглядатая присматривают соглядатаи земные. В наш просвещенный век слово почтенного торговца колбасами весит больше слов зело ученого ворона и ученого сына трактирщицы.
Острота зрения дьявола становится предметом высокоученых академических дисскусов, а человек редко видит дальше собственного носа. Не видящий же ничего, кроме звездного неба и вовсе рискует оступиться и свернуть свою ученую шею.
В империи который уж год война, мор, глад. Даже на Луне, багровой от дымящихся кровавым паром ран и от дыма пожарищ, неспокойно. То воюют меж собой селениты -лунные обыватели. Бредет по грязной разбитой дороге старый математикус. Сколько еще осталось той дороги.
Уже на Рейн вступает осень,
А мы ушли на край земли,
И наши кости на погосте
Пески пустыни занесли.
И тучи в небе пламенеют,
И по дорогам вьется пыль,
И веет ветер, ветер веет
