Воспоминания об одном рождестве

Рождественские рассказы при всей их утешительной трогательности часто полны скрытой грусти. Их пишут, вглядываясь в воспоминания о счастье, а на языке горчат слова"быстротечность", "необратимость"...
"Воспоминания об одном рождестве"Трумена Капоте начинаются не в рождество и не в сочельник, а в "раннее утро в конце ноября". Или в любое другое утро любого дня, который провели вместе Дружок и Подружка.
"Мне семь лет, а ей самой уже за шестьдесят. Мы с нею в родстве, но очень дальнем, и живем вместе давным-давно — с тех пор, как я себя помню. В доме живут и другие люди, тоже наши родственники, и хотя они распоряжаются нами и частенько заставляют нас плакать, мы, в общем, не очень-то их замечаем. А с нею мы — задушевные друзья".

Они оба так неразумно чистосердечны, так раздражающе серьезны в своих наивных затеях, так старательны в маленьких ритуалах. Они свободны от гордости и самолюбия, непрактичны, бескорыстны и уязвимы. Они целый год по грошу копят деньги - серьезная и строгая родня не склонна попустительствовать нелепым фантазиям. Деньги нужны для рождественских пирогов, которые отправятся к далеким друзьям, пусть даже те и не догадываются, что они - друзья. Из этих пирогов и ветхой детской коляски, и самодельных елочных игрушек, и змеев, рвущихся с бечевок в декабрьское небо, - из всех этих глупых милых мелочей получается волшебство. Самое дорогое, то, что труднее всего раздобыть: не виски для праздничного пирога, не роскошные японские игрушки у Вулворта, не велосипед, а ощущение счастья, которое дает мальчику его задушевная Подружка. Каждый день, что они проживут вместе.





"На чердаке в одном из сундуков хранятся: коробка из-под обуви с горностаевыми хвостиками (они срезаны с меховой накидки одной весьма странной дамы, снимавшей когда-то комнату у нас в доме), растрепанные мотки порыжевшей от времени канители, серебряная звезда, коротенькая гирлянда допотопных, явно небезопасных в пожарном отношении лампочек, смахивающих на разноцветные леденцы. Украшения расчудесные, но их маловато. Подружке моей хочется, чтобы елка наша сияла, словно окно из цветных стекол в баптистской церкви, чтобы ветви ее клонились под тяжестью украшений, как от толстого слоя снега. Но роскошные японские игрушки, которые продаются у Вулворта, нам не по карману. Поэтому мы, как обычно под рождество, целыми днями сидим за кухонным столом и мастерим украшения сами с помощью ножниц, цветных карандашей и кипы цветной бумаги. Я рисую, подружка моя вырезает. Больше всего у нас кошек и рыбок (их проще всего рисовать), потом яблоки, арбузы, есть и несколько ангелов с крыльями — мы делаем их из серебряной обертки от шоколадок. С помощью английских булавок мы прикрепляем свои изделия к елке и в довершение всего усыпаем ветки комочками хлопка, собранного для этой цели еще в конце лета. Оглядев елку, подружка моя радостно всплескивает руками:
— Нет, честно, Дружок. Ведь ее так и хочется съесть, верно?
Королек и вправду пытается съесть ангела.
Потом мы плетем из остролиста гирлянды для окон, обвязываем зелень лентами. Когда с этим покончено, начинаем готовить подарки для всех наших родственников. Дамам — самодельные шарфики, мужчинам — собственного приготовления снадобье из лимонного сока, лакрицы и аспирина («Принимать при первых симптомах простуды и после охоты»). Но пора мастерить подарки друг для друга. Тут мы начинаем работать порознь, втихомолку. Мне бы хотелось купить в подарок моей подружке перламутровый перочинный нож, приемник и целый фунт вишни в шоколаде (мы один раз попробовали эти конфеты, и с тех пор она постоянно твердит: «Знаешь, Дружок, я могла бы ими одними питаться всю жизнь; вот как Бог свят, могла бы, а ведь я никогда не поминаю его имени всуе»). Вместо этого я мастерю ей бумажного змея. А ей хотелось бы подарить мне велосипед. (Она мне миллион раз говорила: «Если б я только могла, Дружок… Достаточно скверно, что сама не имеешь того, чего хочешь, но когда и другим не можешь подарить то, что им хочется, от этого уже совсем тошно. И все-таки я как-нибудь изловчусь, раздобуду тебе велосипед. Только не спрашивай как. Может быть, украду».) Но я совершенно уверен, что она мастерит мне змея — так же, как в прошлом году и в позапрошлом; а в позапозапрошлом мы подарили друг другу рогатки...
В сочельник нам кое-как удается наскрести пятачок, и мы отправляемся к мяснику за обычным подарком для Королька. Покупаем ему хорошую мозговую кость, заворачиваем ее в комикс и подвешиваем на верхушке елки, рядом с серебряной звездой. Королек знает, что она там. Он усаживается под елкой и, словно завороженный, не отрываясь, жадно смотрит вверх."


     

     



В возрасте четырех лет Трумен Стрекфус Персонс был отправлен в дом родственников по матери в городок Монровилль. Его юная мать увлеченно занималась личной жизнью, переложив заботу о мальчике на весьма своеобразную компанию: трех пожилых старых дев и безнадежного холостяка. Двоюродная бабушка Нэнни Рамбли Фок, которую весь город знал под прозвищем "Sook" - Мышка, сразу и навсегда стала для него самым дорогим человеком.
"При встрече с чужими мисс Сук съеживалась, как мимоза, и жила затворницей - она никогда не выезжала за пределы нашего округа и ничем не походила на своего брата и сестер, очень земных, несколько мужеподобных дам, которым принадлежал галантерейный магазин и еще несколько торговых заведений в городе. Она сама была ребенком (а многие считали - и того хуже, и за спиной говорили о ней так, будто она второй Лестер Таккер - бедолага этот, славный малый, бродил по улицам нашего городка в тумане сладких грез) и потому понимала детей вообще, а уж меня понимала полностью."








В 10 лет Трумен Персонс сменит фамилию на Капоте и покинет Монровилль. Еще через 15 лет он прославит новое имя и старый город своей первой повестью "Другие голоса, другие комнаты". Монровилль предстанет в ней в полном соответствии с "южной готикой" - душным городком, за пыльными фасадами которого таятся шкафы со скелетами, безумие и неумолимое одиночество, а хрупкий умненький мальчик Джоул чувствует, что зло грядет. И только отъявленная малолетняя хулиганка Айдабелла Томпкинс с гиканьем проносится по улицам, не убоясь зла.

Джоул и Айдабелла - это подросшие Дилл и Глазастик.
Удивительно, но захолустный Монровилль дал американской литературе двух ярких авторов, выросших буквально по соседству: всего лишь невысокая каменная изгородь отделяла дом, в котором прошло детство Трумена Капоте от дома, где проживала Нелл Харпер Ли, известная всему городку как "этот сорванец Нелл".
"Внезапно дверь распахнулась. Дерзкой походкой вошла та тощая, рыжая, с обкромсанными волосами и встала подбоченясь. Лицо у нее было плоское и довольно нахальное, нос обсыпан некрасивыми крупными веснушками. Прищуренные зеленые глаза перебегали с лица на лицо, но как бы никого не узнавали; равнодушно задержавшись на Джоуле, взгляд ее тут же скользнул дальше.
Рыжая прислонилась к стене, скрестив тонкие, как щепки, ноги с острыми коленями. Левая была обмотана размахрившимся бинтом в красных протеках меркурохрома. Девчонка вытащила тяжелую голубую катушку на бечевке и отпустила: раскручиваясь, катушка медленно дошла до полу и стала подниматься, наматывая бечевку на себя."









Дружба с Харпер Ли продлится долгие годы, пока ее не не заглушит растущая социопатия Капоте. Но до того он еще раз упомянет подругу детства в рассказе "Гость на празднике" - как забияку Энн Финчберг, низенькую, но крепко сбитую девчонку с мальчишескими ухватками, которая дралась как черт. Но этот рассказ не о Нелли Ли, а, как и "Воспоминания об одном рождестве", - о Ненни Фок, любимой и незабвенной Мышке.

Подружка его не прочтет - она тихо угаснет в своей комнате в Монровилле, за два года до выхода в свет "Других голосов".






Капоте сделает Нэнни Фок прообразом персонажей еще одного рассказа, "Одно рождество", и повести "Голоса травы". У их героинь разные имена, но схожий облик и общая кроткая мудрость, позволяющая во всяком положении и состоянии сохранять мир души. Такой человек не заметен или смешон для окружающих, но, когда он уходит, их правильный упорядоченный мир лишается чего-то очень ценного, без чего невозможно жить.

"Она погладила меня по голове. "Конечно, Санта Клаус есть. Но один человек не может выполнить всю его работу. Вот почему Господь распределил его обязанности между всеми. Вот почему каждый из нас — Санта Клаус. И я. И ты. Даже твой кузен Билли Боб. А теперь спи. Сосчитай звезды. Подумай о чем-нибудь спокойном. Подумай о снеге. Жаль, что ты его так и не видел. Но сейчас снег идет среди звезд…"





"Она была лучше всех". Всю жизнь Капоте будет бережно хранить старенькое вязанное одеяло, подаренное ему Нэнни. Умирая в чужом доме скандальной смертью, он проговорит: "Это я, Дружок... Мне холодно..."

В посте использованы иллюстрации Бет Пекк рассказам Т.Капоте "Воспоминания об одном рождестве"и "Гость на празднике".